Белая «Тоёта-вэн», тихонько урча, бежала по Каракорумскому тракту. Ящики с консервами, печеньем и дешевыми школьными мелочами, плотно уложенные друг к другу, занимали все семь задних сидений и чуть поскрипывали, потряхиваясь на поворотах. Небольшую коробку с живыми семенами облепихи держали в руках, она никак не откликалась на мягкое покачивание машины и небольшие размеры делали ее почти незаметной. Дорога огибала один горный склон, за ним тут же появлялся другой, и так без конца. Это движение вызывало странное беспокойство, и ощущение легкой грусти, в нем неуловимым образом пряталось узнавание.
Уже вечерело, когда машина перестала урчать - она остановилась, и ее усталый мотор замолчал. Навалилась оглушительная тишина, воздух пах цветущими абрикосами. Со всех сторон эту точку на земле окружали горы, поэтому нельзя было понять, где кончаются огоньки домов на склонах и начинаются звезды. Вниз, в сумрак уходили абрикосовые деревья, круглые и неподвижные под обильным цветом, окутывающим их как снег. Очень быстро окончательно стемнело и звездное небо оказалось так близко, что хотелось потрогать его рукой.
Утром солнце сначала осветило вершины гор, и снег на них засиял мягким золотистым светом, тогда как склоны и долина Инда еще оставались неясно-серыми и неживыми. Даже когда солнце постепенно добралось до дна долины, оно долго не могло растопить неподвижность цветущих деревьев и оживить их. Молчаливо лежащие на склонах узкие лоскутки земли плоскими террасами вместе с деревьями спускались все вниз и вниз к реке. Каждая частица серой земли была много раз перебрана руками, а каждый камешек, большой или малый, был ощупан со всех сторон, и давно нашел свое место в невысоких каменных стенках ступенчатых террас. Поэтому им всем оставалось только лежать и молчать.
Узкая каменистая дорога шла по склону вокруг горы через всю деревню, немного изгибаясь вверх и вниз, и заканчивалась возле мечети и школы. Высокий, в рост, каменный забор отгораживал большой двор и маленькую плоскую коробочку – школьный домик. Там, внутри за забором, были только мальчики. Они казались очень похожими друг на друга. В светло-голубых полотняных рубашках и штанах, смирно сидящие на ковриках прямо на утоптанном земляном полу веранды, они были такими же застывшими, как все в этой долине.
Коробку с семенами пока отложили в сторону, учитель объявил перерыв, и мальчики окружили нас плотным кольцом. Сначала они только молча смотрели на суету вокруг больших коробок: как разрывают бумагу на картонных крышках, распечатывают, достают другие, меньшие коробочки, раскладывают их на земле. Но потом ожили, зашевелились, со всех сторон наперебой стали тянуться руки. Те, кто успевал получить заветную шариковую ручку или пачку печенья, не отходили, а тут же прятали ее в карман, и снова тянули руки. Поднялся галдеж, веселый азарт захватил всех. Мальчики толкались, кричали, смеялись, показывали друг другу только что полученные разноцветные пачки и жестянки, ручки и карандаши. Очень быстро картонные ящики опустели, можно было заняться посадкой облепихи.
Солнце стояло прямо над долиной и ее уже охватило тепло, когда шумная толпа вывалилась на улицу. Моментально откуда-то нашлись несколько мотыг, сразу определили место на ближайшем склоне, самое подходящее для облепихи. Мальчики давно умели работать на земле, и земля привыкла к их рукам и словно сама поддавалась им, так легко шла работа. Совсем скоро не осталось ни одной непосаженой облепиховой косточки.
Тем временем подошел час предвечерней молитвы. Звуки кругом замолкли, воздух, земля и деревья в цвету тоже разомлели на солнце и устали от ожидания. Медленный певучий речитатив молитвы увязал в прозрачном неподвижном воздухе, его звуки сначала заполняли все пространство вокруг мечети, поднимались вверх, переливались за горные цепи, окружившие долину, и исчезали где-то там, далеко-далеко.
Снова быстро стало совсем темно, день закончился. Стояла такая тишина, что комната маленькой гостиницы казалась закутанной в плотную черную ткань, когда раздался стук в дверь.
- «Там, у ворот вас деревенские спрашивают» - буркнул охранник.
Действительно, у ворот стояло несколько мужчин, как и дети, в голубовато-белых полотняных рубахах и штанах, с темными, грубыми от воздуха и солнца лицами. В руках они держали жестянки с консервами и пачки печенья, те самые, которые дети получили утром.
- « Возьмите, нам не надо. Мы такого не едим, это неправильная еда. Аллах не велел».
- «Да это же хорошие консервы! Вы их просто не пробовали, попробуйте, они очень вкусные. Ведь это для детей, это для них, рыба, мясо…».
- «Нет, заберите, нам это нельзя есть. Аллах не велел».
И стало понятно, что они будут повторять эту фразу бесконечно, как будто она растворилась и тоже застыла в этом неподвижном воздухе, пропахшем цветущими абрикосами. Через полчаса, полученные обратно консервы и печенье, горкой лежали в углу комнаты. Они вернули все, до единой банки. Пара пачек печенья была надорвана, и в них не хватало нескольких штук. Консервы, конечно, даже не открывали. Рано утром мы уехали.
Потом, два года спустя, случайно встреченный на базаре местный житель рассказывал нам, как из семян выросли кусты И когда они достигли подходящего размера, их вырубили на дрова для приготовления еды.
Новые комментарии