Сергей Серпанов Встреча была коротка (с Владимиром Высоцким)

ВСТРЕЧА БЫЛА КОРОТКА

Он ворвался в мою жизнь штормовым ветром, ревущим в корабельных снастях, совершенно не похожим на других  своей неповторимой манерой исполнения, усиленной горловым «эр» и обилием глаголов – они всегда преобладали над существительными. А самое главное – песни его были «нелакированными» – в отличие от тех, что звучали тогда с эстрады. Наверное, поэтому его и не любили «верхи». Боялись, что взбаламутит сонное болото, в которое погрузилась страна.

Как замполит пленки замылил

Всенародная известность пришла к Высоцкому после выхода на экраны фильма «Вертикаль». Я служил тогда в армии. И по дивизионному радио вечерами крутили исключительно только песни Высоцкого.

Но магнитофонные ленты вскоре затерли до дыр. А когда появились новые песни (поклонники барда тиражировали их во всех городах и весях бывшего Союза), они неожиданно исчезли. Впрочем, следствие продолжалось недолго. Замполит Протопопов громогласно объявил, что пленки изъял он сам и больше не потерпит, чтобы по радио звучали блатные песни.

- У нас советская армия, а не тюремная камера, - сказал он.

Напрасно убеждали Протопопова, что «блатной цикл» Высоцкого – это всего лишь пародия, что не надо путать героев его песен с ним самим, но замполит, похоже, не знал, что такое пародия. Он потрясал номером газеты «Советская Россия», в котором сообщалось, что на концерты Владимира Высоцкого в Куйбышеве (ныне Самаре) 14 тысяч человек (по тем меркам, колоссальная цифра) пришли лишь затем, чтобы послушать песни, которые ««распевают во время пьянок». В один голос ругали певца, набиравшего неслыханную популярность, «Комсомолка», «Советская культура», другие издания. Даже такие, совершенно «правильные» песни, как «Братские могилы»,  подвергались зубодробительной критике. Человека просто травили и нигде не печатали. Но – странное дело! – песни его можно было услышать чуть ли не в каждом доме.

Здравствуйте – всем!

В 1968 году я поступил в Московский полиграфический институт на заочное отделение. Первая сессия была в мае следующего года. И я, приехав в столицу, начал с того, что разыскал своего бывшего одноклассника Славу Красильникова, который учился в Московском авиационном институте.

Слава сразу меня огорошил.

- Хочешь Высоцкого вживую увидеть? – спросил он меня. И, не давая возможности что-то ответить, продолжил: - Сегодня вечером пообещал у нас выступить.

Было это так. Студенты нашли номер телефона квартиры, где жил Высоцкий после развода с Людмилой Абрамовой. Позвонили. Предлагали деньги, которые собрали вскладчину, но бард заявил, что с бедных студентов ничего брать не будет. Дескать, сам такой. Концертная ставка у него всего 11 рублей 50 копеек.

- А как насчет стакана водки? – спросил главный переговорщик из студпрофкома.

Высоцкий рассмеялся:

- Ну что ж, не откажусь.

К шести часам вечера актовый зал МАИ был забит под завязку. Ректорат, узнав о том, что Высоцкий дает концерт, препятствий не чинил. Преподаватели сами хотели послушать его песни.

Потянулись томительные минуты ожидания. Шесть часов, половина седьмого, семь… Наконец, дверь распахнулась, и с гитарой в руках на пороге появился тот, кого так долго ждали.

- Извините, ребята, - сказал он, словно знал всех нас минимум лет сто. – С поезда только. А он запоздал.

И неожиданно добавил, улыбаясь:

- Здравствуйте – всем!

В зале зашумели, засмеялись. Одна из студенток поднесла в это время Высоцкому граненый стакан водки и соленый огурец.

- Ну, уважили! – удивился бард, и, одним махом выпив полстакана, ударил по струнам.

Больше часа продолжался этот удивительный концерт. Он был сплошной импровизацией. Высоцкий пел, рассказывал о том, как и над чем работает, отвечал на вопросы. И никакой дистанции не чувствовалось между ним и нами.

Закончил он как-то на полуслове:

- Все! Устал. Пойду с вашего разрешения.

Все встали, долго аплодировали опальному барду. Студпрофком (его как раз и возглавлял Слава Красильников) затянул Высоцкого в одну из пустых аудиторий. Здесь опять ему поднесли стопку.

На этот раз он выпил раздумчиво. Выкурил сигарету и неожиданно снова взял гитару. Осмотревшись, увидел, что девушек среди его окружения нет, объявил:

- А теперь – хулиганские!

И тут пошел репертуар, который сегодня бы назвали блатной лирикой. Исполнял Высоцкий и песни одесские, и про Ростов-«папу», и другие, которые уже выветрились из памяти. А все это втихомолку записывалось на магнитофон. И вполне вероятно, что те самые записи стали дополнительным компроматом для Владимира Семеновича.

«Спроси любого москвича»

В 1978 году я жил в Ставрополе. И вдруг звонит мне по телефону мой приятель, фотокор «Ставропольской правды» Саша Волков:

- Бросай все дела, бери ноги в руки и дуй к нам в редакцию. Через полчаса придут Высоцкий и Всеволод Абдулов. Театр на Таганке на гастроли приехал.

Я сломя голову бросился в «Ставрополку». Успел как раз к приходу артистов. Абдулов был в строгом костюме и при галстуке, Высоцкий – в кожаном пиджаке и джинсах. Впрочем, в другом прикиде я его до сих пор как-то не представляю.

Пресс-конференция включала в себя рассказ о театре, его актерах и репертуаре. Она длилась недолго. Под конец Высоцкий исполнил несколько своих новых песен.

После этого Саша Волков и я вызвались проводить гостей, а заодно показать им город. Но от экскурсии они отказались, сославшись на усталость. Попросили только найти такси.

Пока Саша ловил тачку, я купил бутылку коньяка и марочное вино «Янтарь Ставрополья», которое выпускалось на Прасковейском винзаводе и завоевало много золотых медалей на престижных международных выставках.

Вскоре мы оказались в гостинице. Высоцкий коньяк пить не стал, плеснул себе немного вина и потягивал его, пока мы находились вместе. Был он почему-то мрачным, похоже, со здоровьем у него имелись проблемы. На это указывала, прежде всего, серая бугристая кожа лица.

Зато Абдулов был в ударе. Он рассказал, каких трудов Любимову стоило протолкнуть свой самый «шедевральный» спектакль – речь шла о «Гамлете»:

- Кто только ему ни звонил из номенклатуры, когда узнавали, что Гамлета будет играть Владимир Семенович! «Какой это Гамлет?! – кричали они в трубку. – Это же пьяница из подворотни с пропитым голосом».

Но Любимов все же сумел отстоять Высоцкого. Роль Гамлета стала его звездной ролью.

Запомнилась и байка Абдулова об актрисе Алле Демидовой. Абдулов и Михаил Козаков о чем-то беседовали в Доме актера. Неожиданно к ним подошла Демидова.

- Миша, как ты полагаешь, в Высоцком действительно что-то есть? – спросила она Козакова.

Тот поначалу даже опешил.

- Алла, ты в каком веке вообще живешь? – сказал он. – Вся Москва Высоцкого знает, знает его песни наизусть, весь Союз тоже. Хочешь, я тебе его пластинку подарю? Послушаешь – больше таких вопросов не возникнет.

Когда мы уходили, Высоцкий вроде бы пришел в себя и простился с нами очень дружелюбно.

- Спасибо вам за все, - сказал он. – Будете в Москве, заходите. А вино просто прекрасное. Если бы я не в завязке был, выпил бы бочку.

- А какой теперь у вас адрес в Москве? – спросил Саша Волков.

- Адрес? – переспросил Владимир Семенович и усмехнулся. – Когда приедешь, спросишь любого москвича – он тебе скажет.

Вот и все. Сумбурный, беспредметный разговор, мало что значащие фразы, ничего существенного. А только запомнились эти короткие встречи. Видимо, все дело в обаянии личности этого человека.

… А жить Высоцкому оставалось совсем мало. Год спустя, в Бухаре у него прервалось дыхание, пульс не прощупывался. Это была клиническая смерть.

В тот день врач Анатолий Федотов и Абдулов спасли Владимира Семеновича. Но летом 1980 года сердце его остановилось…