ПРИЗРАК МАТРОСА С МАУЗЕРОМ
Сормово - абсолютный чемпион среди районов Нижнего Новгорода по улицам, названным в честь пламенных революционеров. Правда, не все они были пламенными. Встречались и элементарные уголовники, ну разве что с «идеологическим» акцентом. Но их имена по-прежнему красуются на домах, где живут нормальные законопослушные граждане: Павел Мочалов, Леонид Командин, Григорий Котов, Андрей Ефремов, Виктор Шимборский, Дмитрий Павлов, Никита Рыбаков, Иван Чугурин, Яков Шишкин... Сюда можно добавить улицы Баррикад, Большевистскую, Восстания, Свободы... Имена революционеров всех мастей и национальностей увековечены в Сормове и Московском районе. Этой чести удостоились А. Андреев, Р. Землячка, М. Калинин, В. Куйбышев, В. Менжинский, В. Ногин, Г. Орджоникидзе, Софья Перовская, Степан Халтурин, С. Шаумян, А. Щербаков, Клара Цеткин, Морис Торез, КИМа (Коммунистического интернационала молодежи), Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Сюда же можно причислить и вроде бы как участника восстания на крейсере «Очаков» Иван Гаугеля – так, во всяком случае, он писал в анкетах. Но один раз описался, упомянув не «Очаков», а броненосец «Потемкин». Весьма, характерная, кстати, описка. В книге-справочнике «Улицы города Горького, выпущенной в Волго-Вятском книжном издательстве в 1972 году, эта описка размножена тиражом в 50 тысяч экземпляров, а потом стала кочевать по страницам книг историков и краеведов.
А еще говорят, что призрак матроса с маузером, курировавшего на заводе «Красное Сормово» строительство первых советских танков и бронепоездов, продолжает бродить по ночным тротуарам. И как долго это будет продолжаться, никто не знает. Жизнь привидений не укладывается в какие-то временные рамки.
«Ленина» «слизали» с «Рено»
Историки застойных лет приписывали создание первого советского танка исключительно только творческим изысканиям советских конструкторов. Но на самом деле все обстояло далеко не так.
В марте 1919 года красноармейцы 1-го Вознесенского полка 2-й Украинской Красной Армии захватили в районе станции Березовка под Одессой три белогвардейских танка типа «Рено». Сообщение об этом легло на стол Владимира Ильича. Вместе с тем эти сведения были не совсем достоверными. Взвод легких французских танков у Врангеля, как утверждало командование белых, состоял всего из двух танков. Кто кого вводил в заблуждение, уже не установить. Если «взятых в плен» танков было все же три, то куда делись два других «Рено», до сих пор непонятно.
Но один из них как подарок Ленину до Москвы все-таки дошел. Увидев его на первомайской демонстрации, вождь на собрании военных специалистов выразил пожелание, чтобы такой же техникой была оснащена и Красная Армия. И «Рено» отправили в Нижний Новгород. Было приказано выпустить новый танк аналогичный французскому меньше, чем за год.
Танк прибыл в полуразобранном виде, причем многих деталей не доставало. Это осложняло работу. Детали уже отечественного производства изготавливались на Ижорском заводе, броневые листы – на Кулебакском металлургическом, двигатели - на АМО, а сормовичи занялись, как сегодня говорят, отверточной сборкой. Главная сложность заключалась в подборе металла. Пришлось испытывать в лабораториях каждую деталь, консультироваться у металлургов.
Работу контролировал представитель «Центроброни», бывший черноморский матрос Иван Гаугель, ставший чекистом. Он очень хотел, чтобы его боялись. Свирепый взгляд, лихие кавалерийские усы, на поясе две кобуры с револьверами, кожаная куртка. И Иван Христианович жестко контролировал весь производственный процесс. Если находил какие-то неполадки, вынимал маузер и предупреждал провинившегося:
- Даю тебе час на то, чтобы все исправить, иначе...
Что такое «иначе», догадаться было нетрудно, но своим видом Гаугель вызывал не страх, а улыбку.
Ветераны «Красного Сормова» вспоминали, что матрос с маузером только мешал людям работать. Единственное, что он сделал полезного, - «пробил» распоряжение о премировании отличившихся работников дополнительными пайками. Конструкторы получили еще и по семь метров мешковины на брата. По тем временам премия солидная. А с лета им начали выплачивать и повышенное денежное содержание
Танк собирали в пушечном цехе. Здесь были созданы новые участки: разметочный, слесарной обработки деталей, станочной обработки, сборки, алюминиевых сплавов и подшипников. Надо отдать должное сормовичам: алюминиевые сплавы и шарикоподшипники здесь раньше не выпускались. Их производство налаживали, что называется, с нуля.
31 августа 1920 года были проведены первые ходовые испытания боевой машиныа. Гаугель усадил за рычаги слесаря Ивана Аверина, а сам взобрался на башню. Танк по бездорожью направился из Сормова в Канавино. На случай поломки за ним следовали подводы с инструментами и запасными частями. И поломка случилась едва ли не сразу же после выезда из заводских ворот - отказал масляный насос. Но неисправность Гаугель и Аверин устранили в считанные минуты.
В районе станции Варя танк успешно преодолел болото, легко поднялся на горку, с разгона атаковал пустующий дом и разрушил его до основания.
После полевых испытаний и стрельб сормовичи покрасили зеленой краской свое детище и отправили в Москву на железнодорожной платформе. В рапорте вождю Гаугель слукавил, докладывая о постройке «первого танка русского производства». Назван он был «Борец за свободу товарищ Ленин».
Смотрины его состоялись в Москве. Но Владимир Ильич при сем не присутствовал. Был Троцкий. Он пожал руку Гаугелю, что потом едва не стоило ему жизни. Его не стали подвергать репрессиям как троцкиста, поскольку Иван Христианович был уже смертельно болен.
Танк передали красноармейцам. Эта боевая машина могла испугать любого противника. Она имела смешанное пулеметно-пушечное вооружение. Экипаж состоял из двух человек, толщина брони достигала 16 миллиметров, высота танка превышала два метра, вес составлял 7 тонн, а скорость - 8,5 километра в час.
Этот танк в боевых действиях не участвовал. Его намеревались отправить в пораженное голодом Поволжье и использовать вместо трактора для вспашки полей. После парада на Красной площади 23 февраля 1922 года по случаю Дня рабоче-крестьянской Красной Армии «Борца за свободу» погрузили на пароход и выгрузили в Саратове. Что было дальше с ним, неизвестно.
Всего за шесть лет с 1920 по 1926-й сормовичи изготовили 15 танков такого типа. Все они имели собственные имена: «Лев Троцкий», «Илья Муромец», «Парижская Коммуна», «Буря», «Красный боец» и так далее. Потом на смену им пришли другие. Т-27, например, имел трехъярусное расположение вооружения, что позволяло вести огонь в различных направлениях. Экипаж его состоял уже из пяти человек, а вес достигал 18,5 тонны. Танк развивал скорость 22 километра в час.
Кто вы, Иван Христианович?
Для сормовичей Гаугель был человеком-загадкой. Сегодня штрихов к его биографии добавилось мало. Иван Христианович любил приврать, все запутать. Достоверно лишь то, что он родился в июне 1882 года – ровно 130 лет назад - в семье портного. Трудовую жизнь начал рано – учеником слесаря. Служил на Черноморском флоте, где в 1905 году вступил в партию большевиков. Его участие в восстании на броненосце «Потемкин» - самый настоящий миф. На крейсере «Очаков» он тоже не присутствовал. Из 42 матросов, спасшихся после расстрела крейсера береговой артиллерией и другими кораблями, 39 предстали перед судом. Троих из них – старшего баталера Сергея Частника, комендора Никиту Антоненко и машиниста Александра Гладкова вместе с лейтенантом Петром Шмидтом, объявившим себя командующим флотом, приговорили к смертной казни, трое умерли от пневмонии. Среди осужденных Гаугеля нет. Нет его и в числе 180 матросов других флотских экипажей, отправленных на каторгу и тюрьму, нет среди 152 солдат саперной роты и других частей, которым также светило лишение свободы. Нет и среди оправданных. И возникает вполне естественный вопрос: так где же был Иван Христианович в ноябре 1905 года, когда в Севастополе рекой текла кровь?
Загадка эта не разгадана и по сей день. Правда, тут надо сделать оговорку. Неразберихи в ноябре 1905 года и позже было выше крыши. С восставшими особо не церемонились. По разным данным, на рейде и суше было арестовано от полутора до двух тысяч человек, при этом более тысячи было наказано без суда. Возможно, Гаугель был среди них. Но сегодня это уже никак не проверишь: многие документы пропали во время Февральской революции 1917 года.
В 1914 году Гаугель был вновь мобилизован во флот. В годы гражданской войны командовал бронепоездом, участвовал в разгроме Петлюры, в боях с Деникиным. Как представитель «Центроброни» надолго осел на заводе «Красное Сормово». Сначала контролировал, как одевают в металл суда Волжской флотилии, а потом – бронепоезда и танки.
Иван Христианович был трудоголиком. С завода не выходил сутками. Спал урывками прямо в заводских корпусах, не раздеваясь. Только однажды – случилось это в 1923 году – взял отпуск. Причина была уважительной. В Батуми арестовали бывшего капитана второго ранга Михаила Ставраки – убийцу Петра Петровича Шмидта, рководителя восстания на «Очакове». И Гаугель выехал в Севастополь, где проходил суд над начальником расстрельной команды. Гаугель лично знал и Ставраки, и лейтенанта Шмидта и давал на суде показания как свидетель.
Шмидт и Ставраки
Вернулся Иван Христианович в хорошем расположении духа. И даже выступил с отчетом о своей поездке перед рабочими. Он рассказал о том, что выяснилось на суде. А выяснилось немало любопытного.
Оказалось, что революционер Шмидт и негодяй Ставраки знали друг друга с детства. Жили на одной улице, а потом учились в одном классе морского кадетского корпуса, были произведены в мичманы. Оба рано потеряли своих отцов, достойно защищавших Севастополь на редутах Малахова кургана.
Но на этом сходство биографий Шмидта и Ставраки заканчивалось. Пути их разошлись. Шмидт поднял восстание, а Ставраки, оставаясь верным присяге, палил по крейсеру «Очаков» из орудий своей канонерской лодки. Не отказался он и расстреливать своего однокашника.
У Ставраки, опасавшегося мести, была возможность укрыться за границей, но он почему-то ей не воспользовался. И совесть его не мучила. Он твердил, что выполнил свой долг, что Шмидт вел не только Черноморский флот, но и всю страну в пропасть. Он искренне в это верил. Если же по большому счету, то хаос, который провоцировал лейтенант Шмидт, мог действительно обернуться для России ужасной катастрофой.
В 1917 году Михаил Ставраки перебрался в Батуми. Здесь он получил должность командира брандвахты. Служил и при английской оккупации, и при грузинском правительстве меньшевиков. С приходом в Батуми Советской власти весной 1921 года был назначен начальником управления по обеспечению безопасности кораблевождения Батумского укрепленного района и смотрителем маяков. Эту должность занимал вплоть до своего ареста 29 июня 1922 года. Но арестовали его сначала за пропажу большого количества керосина и спирта. Только в ходе следствия выяснилось, что руки Ставраки в крови революционеров. 3 апреля 1923 года решением выездной сессии военной коллегии Верховного суда РСФСР он был приговорен к высшей мере наказания – смертной казни. Говорят, что его расстреляли на том же самом острове Березань, где были убиты Шмидт и его товарищи.
Суд над... буксиром
В конце 20-х годов прошлого века Ивана Христиановича назначили начальником цеха. С маузерами пришлось расстаться. Но руководитель из него был никакой. Цех зачастую проваливал производственный план. Гаугель сильно переживал, болел. И только однажды, когда на заводе проходил «суд над буксиром», оживился и принял самое деятельное участие в этом «судебном процессе».
Инициирован он был потому, что в 1930 году завод «Красное Сормово» сдал в эксплуатацию очередной буксирный пароход «Красный шахтер» - один из самых мощных по то тому времени – с большими дефектами. Машины и котлы, спроектированные и изготовленные сормовичами, попросту не тянули. И заказчик, а им был наркомат путей сообщения, предъявил заводчанам претензии - их список занимал не одну страницу.
Ситуация была весьма и весьма неприятной. Дело в том, что на «Красном Сормове» уже приступили к строительству целой серии аналогичных пароходов-буксиров. По сути дела, их ожидала судьба «Красного шахтера», так как оборудование для них уже было готово.
Что тут придумать, как выйти из этого положения? И руководителям завода неожиданно пришла в голову «гениальная» мысль: устроить образцово-показательный суд не над людьми, которые прОектировали и строили буксир, а над... самим судном. И вынести ему приговор - пусть даже самый суровый.
Этот судебный процесс, представлявший из себя самый настоящий театральный фарс, состоялся 22 марта 1932 года. Открывая его, председатель суда Летчфорд, руководитель научно-исследовательского сектора «Речсудопроекта», сразу же расставил все точки над «i».
- Этот суд, - сказал он, - мало чем отличается от суда уголовного. Разница только в том, что мы здесь судим не людей, а буксир... За всеми недостатками его, конечно, стоят люди, но нас сегодня интересуют не они, нас интересуют недостатки парохода.
В числе общественных обвинителей был и Гаугель.
- В наше время за такое расстреливали, - сказал он.
Но как можно расстрелять буксир? Да никак. И обвинительный вердикт «Красному шахтеру», который Летчфорт зачитывал почти сорок минут, был, по сути, фикцией. К «вышке», то есть резке на металлолом, пароход не приговорили. Он остался стоять у причала, как памятник непрофессионализму. А пожелание «судей» - «все указанные недостатки устранить при постройке судов этой серии» - на заводе так и не выполнили.
Двум следующим буксирам были присвоены символические имена: «Индустриализация» и «Коллективизация». Но они тоже не тянули и не волокли. А по заводу гуляла неизвестно кем сочиненная частушка:
«Гаугель не видит, видно,
Что до боли нам обидна
Каждая нотацция.
Судят зря буксиры наши:
Не буксир, а плохо пашет
Коллективизация.
Его забыли
Он умер в 1933 году на 51-м году жизни. Родственников у бывшего матроса в Нижнем Новгороде не было. Могила его сегодня заброшена, никто за ней не ухаживает. В общем, забыли матроса с маузером основательно.
Я провел небольшой вопрос. Обратился к сормовичам, попытался выяснить, знают ли они, кто такой Гаугель.
Ирина Нуждина, продавец:
- Он, по-моему, летчик, самолеты немецкие во время войны сбивал. А может, я его с кем-то путаю. Улицу же, я думаю, надо по-другому назвать, а то спрашивают, где она, а слово Гаугель выговорить с первого раза не могут, язык сломаешь.
Николай Гришин, водитель:
- Понятия не имею, кто это такой. Совершенно не представляю.
И только пенсионерка Мария Дмитриевна Титова что-то извлекла из своей памяти, да только ошиблась:
- Гаугель у нас на заводе работал. То ли в кузнице, то ли в литейке. Стахановцем был. Вот и все, что я про него знаю.
Такова, увы, печальная судьба матроса с маузером.
Новые комментарии