«Только одно преступление тяжелее убийства: доказывать, будто лучше убить одного человека, чем двух».
Владимир Микушевич, писатель.
Палачей россияне презирали всегда. И все-таки боялись, задабривали подарками. Потому что так уж повелось в нашем возлюбленном отечестве: преступником могли, да и сейчас могут, объявить каждого.
Арзамасская быль, арзамасская боль
... Его повели в пыточную башню. Это была одна из башен деревянной с присыпом стен Арзамаса. Там была огромная печь, лежали разные пыточные инструменты и стояли два столба с перекладиной, а под ними - гири разного веса.
Антипа уже ждали. Это был палач, двое сторожей и писарь, который должен фиксировать показания. С Антипа сняли цепи, сорвали одежду, привязали к рукам веревки, а один из сторожей взял эти веревки так, что живот Антипа плотно пришелся к его спине. И палач начал отсчитывать удары кнута.
Дали Антипу двадцать ударов, от которых кожа на спине полопалась. После этого подвели к двум столбам с перекладиной. Палач поднял его на веревках на дыбу, а к ногам прикрепил гири. Осип кричал от боли. Но его ждали еще более суровые испытания. Палач взял раскаленный прут и стал водить им вдоль израненной кнутом спины, в некоторых местах нажимая с особым усердием...
А после этого Нехорошева приговорили к смерти, и тот же самый палач посадил его на кол. Эта казнь была еще мучительней, чем распятие. Кол медленно пробивал кишки, некоторым страдальцам приходилось мучиться сутки и более - это зависело от того, какое направление в теле принимает кол...
Кату – плату
История не сохранила имя арзамасского палача, пытавшего Нехорошева. Как и многих других - их запоминали разве что по кличкам. И хотя данная, с позволения сказать, профессия считалась в народе презираемой, все вакансии среди мастеров заплечных дел в Нижнем до начала позапрошлого века были заполнены. Впрочем, Нижний Новгород - не исключение, то же самое происходило и в других городах. И сегодня это не очень-то понятно: работы у заплечника хватало. Мало того, что требовалось провести экзекуцию так, чтобы осужденный не умер во время пыток и давал показания. Палачи осуществляли также надзор за городскими проститутками, собирая с них фиксированную плату, отвечали за чистку общественных уборных, занимались отловом бродячих собак, удаляли из города падаль и выгоняли прокаженных. Плюс к этому – уборка на месте казни, придание мертвому телу как можно более ужасающего вида, чтобы выставить его напоказ. Насадить, например, отрубленную голову на железный прут, а прут прикрепить к столбу. А между тем жалование жизнегубцы получали мизерное (в XYII веке - всего четыре рубля в год, а начиная с петровских времен - 9 рублей 95 копеек, так как дел прибавилось). К тому же все их ненавидели. Палач пожизненно лишался духовного окормления и не допускался к причастию.
Так, может быть, мотив выбора работы объяснялся чем-то другим? Прибавкой зарплаты? Да разве это деньги были?! Только при Павле I произошла индексация жалования экзекуторов: величина денежного довольствия выросла до 20 рублей 75 копеек в год. Может быть, светила амнистия? Да, светила. Но не всем. Убийц на волю не выпускали. Или тут все решал садизм? Маньяки, наверное, появились не вчера и не позавчера. И не надо было серийным убийцам промышлять глухими ночами: они были при деле...
В соответствии с указом царя Михаила Федоровича набор в палачи (в Нижнем их называли катами) осуществлялся из посадских, а также из «самых молодших или гулящих» людей, «которые волею своею в тое службу быть похотят», то есть добровольно. Но тот, кто выбирал эту стезю, должен был отчетливо понимать, что его жизнь кардинальным образом изменится. Жил палач в особом помещении под замком с казенной охраной - его берегли от гнева народного. Выпускали только для казни или пыток, отлова бродячих собак, надзора за гулящими девками, а еще по базарным дням - чтобы мастер заплечных дел под надзором караульщиков собирал с возов дань. Этот налог так и прозвали: «Кату – плату». А некоторые крестьяне давали грош или пятак просто так - как бы в виде задатка. «А вдруг что случится? - думали они. - Вот палач и поостережется кожу со спины спускать».
Да, палачей побаивались. При встрече с ними снимали шапки, кланялись, величали по имени-отчеству. Кстати, в Москве большинство мастеров заплечных дел носило фамилию Бархатовых - их называли в честь любимца Ивана Грозного, на счету которого, как утверждают историки, было не меньше полутора тысяч жертв. В Нижнем катами были, как правило, Криворотовы или Кирюшкины. Целые династии!
Экзекуции в городе обычно происходили на площади у церкви Иоанна Предтечи. Здесь было своего рода Лобное место: и кнутом пороли, и вешали, и головы рубили. А в пыточных и секли, и жгли, и морозили, и ребра ломали, и тело рвали клещами, и ногти «подчищали» - иглами под них кололи, и сажали на доску с гвоздями – фантазия палачей была беспредельной. Раскольников «томили в хомутах», которые стягивали голову, руки и ноги, от чего трещали кости и кровь шла изо рта и ушей.
Сохранилась инструкция для нижегородских палачей - «Обряд, како обвиненный пытается». Согласно ему, «для пытки должно быть сделано особливое место, называемое застенок, огорожено палисадником и покрыто, для того, что при пытках бывают судьи и секретарь и для записи пыточных речей подьячий. В застенке же для пытки сделать дыбу, состоящую в трех столбах, из которых два вкопаны в землю, а третий сверху, поперек. И когда назначено будет время, то кат явиться должен в застенок с инструментами; а оные суть: хомут шерстяной, к нему пришита веревка долгая; кнутья и ремень. По приходе судей в застенок, долгую веревку палач перекинет через поперечный в дыбе столб и, взяв подлежащего к пытке, руки назад заворотит, и, положа их в хомут, через приставленных для того людей встягивает, дабы пытанный на земле не стоял, а руки выворотит совсем назад, и он на них висит; потом свяжет ремнем ноги и привязывает к сделанному нарочно впереди дыбы столбу; и, растянувши сим образом, бьет кнутом, где и спрашивается о злодействах и все записывается, что таковой сказывать станет».
Надо сказать, что палачи постоянно тренировались, дабы не утратить приобретенных навыков и совершенствовать их. Для этого оборудовался своего рода «спортзал», где были «тренажеры» и муляжи-манекены.
Особого искусства требовала порка кнутом. Кнут в то время состоял из кнутовища и ударной части – «языка», который изготавливался из полосы толстой свиной кожи, вымоченной в соляном растворе и высушенной под гнетом. Длина кнутовища в зависимости от роста палача колебалась от двух до двух с половиной метров, а «языка» - около метра. Этого вполне хватало, чтобы оставить на человеческом теле глубокие кровоточащие рубцы.
Если палачей было двое, то удары наносились поочередно – «елочкой». Если экзекуцию проводил один палач, то он чередовал удары справа и слева.
Как правило, каты владели кнутом виртуозно. Они могли сразу же забить человека насмерть, вызвав внутренние кровотечения. И брали взятки за то, чтобы «не изувечить, не крошить и не ломить без зазрения совести». Или, наоборот, причинить как можно больше страданий. Немалая часть тех денег, которые народ жертвовал на одежду наказуемому, тоже перепадала кату - это были так называемые «рогожки» или «полурогожки».
Мещанина Никитина в 1789 году порол в Нижнем Новгороде палач Еремей Кадкин. И за большие деньги не причинил ему никакого вреда. «Язык» бил не по телу, а по «кобыле» — столбу, к которому был привязан осужденный. Однако никто этого не заметил – все выглядело совершенно натурально.
Каты отрабатывали свои деньги, что называется, в поте лица. По свидетельству нижегородских летописцев, «для 20 ударов кнута потребен был целый час, а при многочисленности ударов наказание продолжалось от восходящего до заходящего солнца».
Смерть Диакона
Одна из последних показательных и самых, пожалуй, варварских казней в Нижнем состоялась 21 марта 1720 года. С Оки дул пробористый мартовский ветер, юркой змеей проползал между скороспелых построек сырой туман - в такую погоду и шелудивого пса хозяин на двор не выгонит, - но на площади у храма Иоанна Предтечи колыхалось людское море. Тут были и городской голова, то бишь, бургомистр, по-новому, и вся знать, и зимогоры-бурлаки, и мещане, и безродные бродяги-нищие, и случайные зеваки, и горемыки-жалельщики - те, кто смахивал невзначай набежавшую слезу: казнят как-никак расколоучителя, почтенного человека.
Стрельцы в серых ферязях на меху, в скрипучих, густо смазанных дегтем сапогах, цокая, как лошади, подковами, двигались вереницей нарочито медленно – и казалось, что это незрячие маски, танец привидений. Скрестив впереди секиры, они подняли по истертым ступеням на лобное место согбенного, сломленного изощренными пытками человека, для которого смерть была избавлением от дальнейших мучений. Его секли, жгли, морозили, ломали ребра, водили босого по деревянным кольям так, что потом ноги начали гнить. Он уже мало что понимал, мутным взором обводя плотную стену сгрудившегося народа, застывшую в долгом молчании. Или действие происходит уже не в этом мире, и он видит слетевшиеся со всех сторон души таких же, как он, страдальцев?
Действительность перемешивалась с нереальностью, и было невозможно их разделить. Еще вчера осужденный на смерть намеревался что-то сказать напоследок, но сегодня скомкал в себе эти слова - не было никаких сил.
Да, наверное, ему бы и не позволили. Палач в красной шелковой рубахе с опояской, чернявый, румянощекий, с какими-то рачьими вылупленными глазами, мягкой рысьей походкой прошествовал на эшафот, повалил несчастного на колени. Он был профессионал. Коротко сверкнуло лезвие топора, и голова раскольника покатилась по дощатому помосту, заливая его черной кровью...
Так 21 марта 1720 года закончил свою жизнь 55-летний Александр Диакон, казненный по указке Нижегородского митрополита Питирима. Но казнь его была закономерна. Слишком уж были похожи Александр Диакон и Питирим. С точностью до наоборот. А когда похожее борется с похожим, это всегда кончается плохо. Оба недруга предали веру, которую исповедовали вначале. Питирим был раскольником, но потом принял православие «по Никону». Александр Диакон, родом из нерехтских посадских людей, служил диаконом в тамошнем Владимирском монастыре. Но его донимали многие сомнения, и в 1703 году, как он признавался на «расспросе», «страстно желая узнать истину», бросил свое место и ушел к раскольникам в чернораменские леса. Здесь он жил во многих скитах на послушании у старцев, а в 1709 году был пострижен в монахи.
Со временем Александр Диакон стал одним из духовных вождей раскола. А когда он в 1716 году стал распространять рукописные «ответы против Питирима», то собственноручно подписал себе смертный приговор. В «Диаконовых ответах» обосновывалась позиция раскольников в отношении никонианства и содержались призывы почитать четырехконечный крест наряду с восьмиконечным. Это вызвало безумный гнев Петра I. В 1718 году иеромонаха арестовали и после того, как подвергли «выжным пыткам», отдали в руки палачу.
Между прочим, жизнегубец по прозвищу Криворотый действительно был высочайшим профессионалом. Современники свидетельствовали: он мог на спор так подхватить кнут, пущенный со всего размаха, что подставленный под него лист бумаги оставался невредим.
Приключения Криворотого
Но случилось так, что Криворотый по пьянке зарезал караульщика, который его охранял. Играли в карты, кат раз за разом проигрывал, но не хотел признавать свой долг. В конце концов достал нож из-за голенища... И был осужден на пожизненную каторгу. Скорее всего, потому, что смертный приговор приводить в исполнение в это время кроме него было некому. Не мог же он сам себе отрубить голову.
Криворотова сослали в Забайкалье. Но и на каторге палачи тоже были нужны. Криворотый без дела не остался. Арестантская артель, как писал в своем очерке «На поселении» известный публицист позапрошлого века Сергей Максимов, «выделяла ему все: булки, чай, сахар, вино и прочее. Сверх того, от арестантской общины ему полагался полтинник в месяц за каждого наказуемого... Если же приходилось наказывать кого-либо из почетных тюремных сидельцев, из артельных любимцев, тот же староста или сам приговоренный шел по казармам с «имянинною кружкою» и собирал деньги для палача. Сбор такой назывался «подарком почетных старожилов».
В общем, на каторжную жизнь Криворотый не жаловался. Был сыт, в меру пьян, на общие работы его не посылали. Не морда была, а кувшинное рыло, караульная будка. Единственное, на что жаловался, - на полнокровие. Выражаясь сегодняшним языком, на гипертонию.
И тем не менее его садистские наклонности взяли свое. Однажды ему стало в лом людей пороть кнутом, заскучал он по своему прежнему ремеслу и зашиб подвернувшегося под горячую руку арестанта. А потом разрубил его на куски и разложил их на всеобщее обозрение: отдельно - филейную часть, отдельно - требуху, отдельно - грудинку... Такого на каторге в Горном Зерентуе не было никогда.
Суд был скор. Криворотого прилюдно повесили. Детей у него, слава Богу, не было.
Интересное кино
Хронический дефицит палачей, явственно ощущавшийся в России с конца XVIII века, приводил порой к коллапсу всей судебной системы. Некому стало исполнять приговоры в части наложения наказаний. Заключенный не мог покинуть тюрьму и отправиться по этапу до тех пор, пока не получил положенного ему телесного наказания и клеймения.
В 1804 генерал-губернатор Малороссии Куракин направил в Санкт-Петербург предложение официально разрешить набор в палачи преступников, осужденных за незначительные преступления. Указ Сената от 13 марта 1805 года такое право ему предоставил. Однако Куракина ждало большое разочарование. ЗА ГОД ЖЕЛАЮЩИХ СТАТЬ МАСТЕРОМ ЗАПЛЕЧНЫХ ДЕЛ НЕ ОТЫСКАЛОСЬ.
Николай I повысил денежное жалование палачам примерно в 20 раз. Кроме того, предусматривалось их бесплатное питание и снабжение одеждой за казенный счет. В случае выезда куда-то палачу платили командировочные – 12 копеек в сутки. В итоге они стали получать больше, чем даже ряд категорий чиновников. Но и это не вызвало никакого ажиотажа, хотя нищих и голодных в России всегда хватало. Уж больно негативно относился народ к этой профессии.
С того времени все палачи России были преступниками, которым сулили освобождение от наказания. Этих преступников нежно лелеяли пришедшие к власти большевики, которые сами были преступниками.
Обедня по убиенному
История зафиксировала лишь один случай, когда палач раскаялся в содеянном. Это был человек, лишивший жизни французского короля Людовика ХVI. Он заказал по убиенному заупокойную обедню и до своего смертного часа не мог избавиться от чувства вины за то, что согласился исполнить приговор Конвента.
В России же все было с точностью до наоборот. Социальные катавасии выплеснули наружу низменные инстинкты. Потребность убивать для довольно большой группы людей стала неистребимой. К тому же это всячески поощрялось. В Москве, в спецраспределителе для заслуженных партийцев, в 20-е годы прошлого века висело, например, такое объявление: «Цареубийцам повидло выдается вне очереди».
В отличие от средневековых катов нынешние себя не афишировали - выполняли свое дело конспиративно, но профессионально. Хотя порой все надоедало, теряло остроту ощущений. Каждый день одно и то же: водка, выстрел в затылок, никакой тебе изюминки. И садисты, скучая, как Криворотый, похоже, реализовывали в свободное от работы время свои безумные фантазии. Очень похоже, что обойтись без этого они уже не могли...
Новые комментарии