КРОВАВАЯ МЯСОРУБКА 1937 ГОДА
«Чувство вины перед жертвой вызывает ненависть к ней».
Варлам Шаламов.
«Что же может быть безобразнее зрелища страха?.. Страха ради люди могут промолчать, отречься и предательствовать».
Николай Рерих.
75 лет назад сталинские репрессии приобрели массовый характер. Сотни тысяч безвинных людей пополнили население ГУЛАГа, многие получили пулю в затылок. В процесс «утилизации врагов народа» включили больших и малых начальников. Чтобы боялись все, чтобы атмосфера страха парализовала все общество снизу доверху, чтобы не возникало ни малейшего желания высказывать крамольные мысли и сопротивляться тоталитарному режиму.
Архивы хранят немало доносов: нередко «топили» друг друга лишь бы самим выжить. Но не о всех, кто «шил криминал», кто судил и приводил приговоры в исполнение, можно рассказать сегодня. Согласно Закону об архивах имена и фамилии палачей и доносчиков, за исключением тех, кто привлекался к суду, можно обнародовать только через 75 лет. То есть сегодня. Или же и еще позже, если живы их прямые потомки, если архивы не рассекречены.
Но даже в годы немыслимого произвола и беззакония находились смельчаки, пытавшиеся писать и говорить правду, активно противодействуя государственному террору. Были среди них и нижегородцы. Автор использовал документы, большая честь которых не публиковалась.
Первая зачистка
Повальные аресты начались в Горьковской области после целого ряда открытых судебных процессов над "троцкистско-зиновьевскими бандитами". Секретариат ЦК ВКП /б/ разослал всем партийным организациям циркуляр, призывавший "проявить большевистскую бдительность" и "раздавить змеиные гнезда вредительства". Согласно разнарядке в Горьком нужно было репрессировать 4 с половиной тысячи человек, в том числе тысячу «по первой категории». На языке энкаведешников это значило: расстрелять.
Начальник Горьковского управления НКВД Матвей Погребинский взял под козырек. И вскоре был разоблачен «контрреволюционный заговор». За решеткой оказались директор Горьковского пединститута Иван Федотов, заведующий кафедрой философии и преподаватель этого же вуза Яков Фуртичев и Александр Кантор, а также еще шесть человек. Все они были обвинены в том, что являлись членами террористической организации и готовили покушение на Сталина. «Террористов», как и планировал шеф Горьковского управления НКВД, казнили «как бешеных собак». А всего, как докладывал Сталину секретарь обкома партии Юлий Каганович, за несколько месяцев было осуждено и расстреляно 9600 человек «кулацкого, эсеровского, повстанческого и другого антисоветского элемента». Обком партии просил «установления дополнительного лимита первой категории – 3 тысячи человек».
Вторая волна
У каждого расстрелянного были семьи, друзья, знакомые, люди, с которыми они общались. И вторая волна репрессий смела и их. «За связь с врагами народа» загремели под фанфары первый секретарь Дзержинского горкома ВКП /б/ Павел Боташев, преподаватель Горьковского института марксизма-ленинизма Ян Мергин, жены Кантора и Федотова Татьяна Соловьева и Прасковья Федотова...
Молох террора требовал новой крови. Причем фигурантов значимых, хорошо известных, занимающих высокие посты. И долго искать их было не надо. Придраться можно и к телеграфному столбу, а у любого руководителя найдется какая-нибудь слабинка - рано или поздно он допустит промашку, которую можно истолковать и так, и эдак. И навесить все мыслимые и немыслимые обвинения во вредительстве и пособничестве "врагам".
Тюремные камеры стали напоминать совещания номенклатурных работников. Управляющие трестами, директора заводов и фабрик, писатели и артисты - кого тут только не было! Начальник Горьковского речного порта Константин Плахин и председатель Дзержинского горисполкома Георгий Прохоренков, директоры: ГАЗа - Сергей Дьяконов, «Двигателя революции» - Виктор Суслов, Кулебакского и Первомайского металлургических заводов - Василий Иконников и Карл Петерсон, Борского стеклозавода - Иван Чугунов, чулочной фабрики - Любовь Мознаим, ректор Горьковского университета Лев Маньковский, воевавший в гражданскую войну в Первой конной армии, редакторы газет: «Горьковский рабочий» - Марк Ашкенази, «Ленинская смена» - Исай Моносзон, «Советская деревня» - Геннадий Красильников, актриса Антонина Самарина...
Потом пошли косяком партийные и советские работники: секретари парткомов Станислав Цубревич и Аркадий Трусов, председатель Горьковского облисполкома Алексей Буров, секретари Горьковского обкома партии Иван Мельников, Абрам Столяр и Эдуард Прамнэк, заведующие отделами обкома Захар Хаймс и Иван Мухин, первый секретарь Горьковского горкома ВКП /б/ Лазарь Пугачевский, председатель горисполкома Родион Семенов... Подвели под расстрельную статью бывшего председателя Нижегородского губисполкома Александра Муралова, занимавшего пост наркома земледелия СССР и председателя ВАСХНИЛ, бывшего председателя Нижегородского губисполкома Николая Пахомова, который был в то время наркомом водного транспорта, наркома труда Николая Угланова, который отметился на Нижегородчине еще в 1922-1924 годах... В общем, зачистка была капитальной: не забыли никого.
Логика тех, кто выявлял "врагов народа", была настолько изощренной, что сегодня их рассуждения кажутся бредом параноиков. На автозаводе обвинялись в диверсии те, кто... перевыполнял план, перерасходуя дефицитный металл. Директор школы Мартынов написал донос, в котором просил привлечь к ответственности его учеников, обвиняя их во вредительстве - кто-то выбросил "еще совершенно пригодную к делу" чернильницу. Работников народного образования обвинили в том, что они создавали "карликовые" детские дома на 30-40 человек и тем самым разбазаривали средства. Обвинили и тех, кто ратовал за "дома-гиганты", поскольку дети там не были должным образом охвачены заботой и вниманием. Начальник управления НКВД Иван Лаврушин, сменивший Погребинского, на собрании коммунистов показал перочинный нож, изготовленный в Павлово, который, если раскрыть все его лезвия, напоминал своей формой фашистскую свастику.
Потом палачи тоже стали жертвами
Но недолго палачи из НКВД издевались над безвинными людьми. Вскоре очередь в тюремные камеры дошла и до них. Покончил самоубийством Погребинский, узнав, что арестовали его бывшего шефа Генриха Ягоду. Моисей Примильский давал такие показания: "По указанию начальников НКВД Лаврушина и Листенгурта я проводил необоснованные аресты советских граждан... Практиковал изощренные методы ведения следствия в широких размерах". Следователь Шелепов разъяснял: "Допрашивая обвиняемых, мной допускалась "стойка" во время допросов 6-7 часов, "стойка" в ночное время. Уходя домой, поручал дежурному следить за ее исполнением... "Стойку" допускали до двух-трех суток. В то же время были избиения арестованных".
Из показания начальника линейного транспортного отделения НКВД Горьковской железной дороги Д.С. Лехема: «Мы арестовали 708 человек. Это считалось самым низким, плохим показателем».
Из показаний следователя Ивана Моисеева: «О начальнике транспортного отдела НКВД Антоновском я могу сказать то, что он был очень жестоким человеком. Своим поведением терроризировал не только лиц, находящихся под следствием, но и работников, которые вели следствие…Избиениями занимались и другие. Хорошо помню, Бобков допрашивал начальника Верхне-Волжского пароходства и привел ко мне в кабинет. Я задал вопрос Кувшинову, почему он бледный. Он мне ответил примерно так: «Будешь бледный, так навтыкал Бобков, что дышать нечем».
Поскольку тюремные камеры были переполнены, часть «врагов народа» направляли в психбольницы. Здесь их попросту морили голодом. Секретарь Ворошиловского райкома ВКП (б) Пересторонин сообщал секретарю Горьковского горкома партии Пугачевскому, что в с 1935 по 1937 год из 1572 обитателей психушки в Ляхово, направленных сюда органами НКВД, умерло 303 человека.
В 1937 году с энкаведешниками, как и с теми, кого они расстреливали и пытали, тоже не церемонились. Все они были казнены.
Они не молчали
Из докладных записок в Горьковский горком ВКП (б):
«В Сормовском хлебозаводе на собрании коммунист Голов привел факт, что коммунист Чернов говорил среди рабочих: « коммунисты – это КВД, то есть Куда Ветер Дует».
«Дмитриев на заседании партийно-контрольной комиссии заявил: «Я держаться буду, как Георгий Димитров, когда его судили фашисты». Это надо понимать в превратном смысле, то есть бороться не за генеральную линию партии, а против нее. Кроме того, он сказал, что не его надо исключать из партии, а третью часть партии».
«Рабочий сталелитейного цеха завода имени М. Кагановича Михаил Кабанов задал агитатору целый ряд контрреволюционных вопросов. Например, почему партия большевиков не расправлялась так свирепо при Ленине с троцкистами, а сейчас расправляется. И добавил, дескать сейчас обвиняют троцкистов в том, что они ставят задачей реставрацию капитализма в нашей стране, но ведь и Ленин ставил такую же задачу, вводя НЭП. А если допустить свободную дискуссию по вопросу жизненности колхозов, они бы все развалились».
Говорящая «шляпа»
Попадались и юмористы, но юмор их оценивали весьма своеобразно. Так, задержавшись в кладовой, рабочий вагоноремонтного завода Фитасов взял барельеф Сталина, подержал его в руках и вдруг выругался трехэтажно. «Этот факт, - говорилось в доносе, - есть гнусный и антисоветский».
Фитасов разделил участь комсомолки Невзоровой и конюха Шапкина из Печерского колхоза. Невзорова как-то заметила в кругу сослуживцев: «Зачем было посылать агентов из-за границы для убийства Сталина, когда можно было для этой цели использовать ворошиловских стрелков?», а Шапкин сорвал дома репродуктор и растоптал его, приговаривая: «Все, что передает эта «шляпа», - болтовня». И юмористы-антисоветчики отправились в бесплатную поездку в Магаданскую область.
Кто же был настоящим врагом?
На этот вопрос ответил инструктор Горьковского горкома партии Новиков. «На заводе имени Воробьева, - сообщал он секретарю горкома Пиндюру, - в течение уже десяти месяцев время от времени на стенах уборной появляются надписи: «Жить стало хуже, жить стало тяжелее» и «Сталин – враг народа».
Новые комментарии