Сергей Серпанов Я ни на что не .надеюсь...

Сергей СЕРПАНОВ

 

Я  НИ НА ЧТО НЕ НАДЕЮСЬ…

* * *

Я жил предчувствием разлук, все знал я наперед.

Прощальный в небе сделав круг, растаял самолет.

А я стоял, а я смотрел, лед каблуком дробя,

и зашагал, как на расстрел, туда, где нет тебя,

где больше мне покоя нет в объятьях тишины,

где только память, только след, лишь боль моей вины.

* * *

Лупит в стекла дождь шальной,

пахнет сшибленной сиренью.

Подожди, побудь со мной

ветром, шелестом, цветеньем!

Нахлобучив туч башлык,

кроны сад взметнул отвесно -

в нем бурлит, как сок шашлы,

терпкий сок в стволах древесных.

И опять, беспечно-юн,

слышит этот старый город,

словно звон гитарных струн,

светлых струй веселый говор.

И пускай все дни дожди,

пусть тучнеют тучи градом,

только ты не уходи,

будь всегда со мною рядом,

чтобы, как в каком-то сне,

мы опять сплетали руки.

Чтобы думать о весне

и не думать о разлуке.

* * *

Входя в троллейбус и трамвай, во власти детских снов,

тебя увидеть невзначай я всюду был готов.

И в этом городе большом, что был душе не мил,

я ждал тебя - там каждый дом внутри тебя таил.

Мне было только двадцать лет, я тверд был, как наждак.

Цеплялся каждый турникет в метро за мой пиджак.

Но я не думал в эти дни, свой продолжая путь,

что я цепляюсь, как они, за то, что не вернуть.

* * *

Каждой веткой сада нам с тобой грозя,

бьет шрапнелью града первая гроза.

Разошлись подружки, а тебе не жаль.

На твои веснушки нынче урожай:

высыпали часто, даже возле скул...

Неужели счастье я тогда спугнул?

В гулком басе грома я и не постиг,

что исправить промах можно лишь в тот миг.

Он же не случится ни в каком году:

вспугнутая птица не летит к гнезду.

ПОСЛЕДНИЙ ГОД ДЕТСТВА

Сердилась мать: «Скорей за стол!

Остынет. Ужинать пора»,

но миром управлял Футбол -

самозабвенная Игра.

И мы - гонять хватало с кем,

пиная мяч, входили в раж.

И приходил я весь в песке

(я был ворот бессменный страж).

А Любка, стоя у окна,

на нас глядела день-деньской,

и грызла бублики она

с какой-то взрослою тоской.

И ночью старенький диван

заснуть никак мне не давал,

вертелся я и так, и сяк.

Я думал, что пройдет, пустяк.

Что в ней? Девчонка. Егоза.

Но снились мне ее глаза.

Никто не в силах был помочь.

Глаза ее - водоворот.

Они синели, будто ночь,

когда в садах сирень цветет.

От крыш пружинили дожди,

ворчал водопроводный кран.

И то, что будет впереди -

сплошной туман, сплошной туман.

* * *

Я и не думал, что это - счастье.

Все казалось обыденным:

мы бродили по рынку, покупали арбузы,

и ты иногда грустила,

когда наплывали густые южные сумерки

и волны монотонно дробились о камни.

И тогда ты была особенно ласковой

и нежной. Как море,

а море было прозрачным,

словно твои глаза.

Но я не думал тогда об этом,

я понял это после. В шторм,

когда остался один.

А теперь я не знаю,

сумела ли ты забыть

те утренние часы,

когда касаются тела

бесформенный студень медуз

и ласковые ладони волн?

И мои губы,

соленые от морской воды?

Скажи, что забыла,

мне, наверное, станет не так угрюмо

и не будут сниться эти безмятежные сны,

этот парус - белый с синим отливом, -

который все ближе и дальше.

Парус Надежды.

ПИСЬМО ИЗ ПЯТИГОРСКА

Снег. Январский воздух горный, свет луны прозрачно-бел.

Вновь Бешту - верблюд двугорбый - шапку белую надел.

Я везу тебе гостинец - образцы тревожных снов,

одиночество гостиниц, тусклый отсвет ночников,

серебро замерзшей рощи и костра холодный дым...

Дирижирую порошей и безмолвием ночным.

Пусть звучит светло, как прежде, из продутой стужей тьмы

тихий гимн моей надежде в исполнении зимы.

 

* * *

Нам это не решить двоим. Скажи, прошу, что делать нам?

Ведь мы с тобою говорим, а тот, другой, остался там,

в минувшем. Он который год грустит - в том не его вина.

Ты позови - и он придет, и молча сядет у окна.

Он ждал так много этот миг, не надо больше ничего.

А я - я лишь его двойник, слегка похожий на него.

 

* * *

Тот зимний день...

Как холодно вокруг!

Не отогреть губами зябких рук,

и падают, произнесем едва,

холодными ледышками слова.

Тот зимний день...

Еще далек апрель.

И женщина не сможет стать добрей.

Ей надоели тысячи забот.

Она сегодня встанет и уйдет.

Уйдет совсем. Ей надо жить в тепле.

И не оставит адрес на столе.

Она уедет - подышать весной.

Ей будет легче - без меня, одной.

А я останусь. В мартовских снегах,

с улыбкою, замерзшей на губах,

в квартире, где глядит в окно луна

ее глазами.

Так же холодна.

* * *

Спасибо за то, чего не было. Малька не поймаешь неводом.

Мы были смешны и серьезны. «Сережа, прости, Сережа!».

Тоненькая, как веточка, только что расцвела,

спасибо, девочка, спасибо, что ты была.

Но вот представился случай - и нам узнать довелось:

мы так несхожи, что лучше, что лучше, наверно, врозь.

Спасибо, что ты забыла. Да разве что с нами было?!

И вот ты уходишь гордо, дощатый скрипит настил.

И что-то сжимает горло, как будто и впрямь любил.

* * *

Не поймешь, что это было: не весна и не зима,

что-то с неба моросило непонятное весьма.

Сонный поезд. Одурь скуки. Шорох медленных минут.

Там сердитые старухи даже спящие жуют,

там с мучительным азартом, остограммившись слегка,

мой сосед играет в карты - в подкидного дурака...

И, покой тот нарушая, прямо в пекло тишины

ты ворвалась ветром мая, сквозняком развеяв сны.

Это было наважденьем: ты сидела, так близка.

Это было днем рожденья тополиного листка.

И мелькала степь седая, поезд мчался под уклон,

рельсы длинные съедая, будто связку макарон.

И звенели чьи-то склянки, и не понял я тогда,

что на тихом полустанке мы расстались навсегда.

Ты шагнула в шум метели в предрассветный этот час -

в дни, что тускло пролетели, словно поезд, мимо нас.

* * *

Вот и все. Пришла пора нам заканчивать прощанье.

Пруд - как глыба серебра, сладкий запах увяданья.

Вербный вечер. Лунный двор. Дым, нависший, как мочало.

Позабытый разговор - без конца и без начала.

Словно дым, он невесом, в синих тающих просторах,

ни о том и ни о сем - будто летних листьев шорох.

Скрип ступеней - легкий скрип (и кого там только носит?).

Тишина. И чей-то крик, доносящийся из ночи.

Ты в тени исчезнешь той, что угаснет в час восхода.

Подожди!

Я крикну: «Стой!», - с опозданием в три года.

* * *

Устав от ветров беспредела, я в дом тот зашел наугад,

и женщина рядом сидела и прятала радостный взгляд.

Шкворчало веселое сало, румяня картошке бока,

и женщина эта молчала, как ветер молчит и река.

И странно теснило дыханье от звездного в окнах огня,

и чудилось мне пониманье в молчанье, обнявшем меня.

* * *

Снова, как будто случайно,

осень покрасила охрой

купы старинного парка,

что шелестят над рекою.

Где этот домик у чайной,

девушка в платьице мокром?

В солнечном свете неярком

я тебя помню такою.

Я б заглянул ненароком

в дом за штакетником синим,

где ты сидишь за вязаньем

рядом с рыбацкою сетью.

Знаю, ты скажешь с упреком:

«Где тебя столько носило?

Чтобы сдержать обещанье,

выдержал ты полстолетья».

Дрогнет предательски голос -

слишком нечаяна встреча,

слишком внезапно прощенье...

Скрипнут, закрывшись, ворота -

словно ударится голубь

в стекла, когда уже нечем

жить, когда нет ощущенья,

нет ощущенья полета.

... Лес вырастает стеною,

осень крадется неслышно.

Где ты? Куда же ты делась

с первыми грозами мая?

Я тебе двери открою -

желтую весточку вышли.

Я ни на что не надеюсь -

просто тебя вспоминаю.

* * *

Пух слетает с тополей, замело аллеи сада...

Ни о чем не сожалей, я прошу тебя: не надо.

Не держи на сердце зло: ты свободна, словно птица.

Это просто все прошло, ничего не повторится.

Завтра - новые дела, прежние дождями смыло.

Хватит мне, что ты была и нечаянно любила.

Буду помнить эти дни, эти каменные плиты,

в окнах влажные огни - как зрачки в глазах раскрытых,

пляску бликов на стене, запоздалую усталость...

Что еще осталось мне? Разве что-нибудь осталось?

 

* * *

Слова всех оправданий - ложь, они растают, словно дым,

и ты опять ко мне придешь воспоминанием моим,

бесшумным трепетом свечи, не удивляясь ничему,

и слов не надо, помолчи, я лучше так тебя пойму.

Мы будем вместе - до зари. Не уходи! Еще чуть-чуть.

И ничего не говори, чтоб эту близость не спугнуть.

* * *

Неужели такое бывает?

Забываю тебя, забываю.

Кто-то рядом. Совсем не такая.

Я ей тоже во всем потакаю,

я ее никогда не ругаю,

понимаю, что это - другая.

Ну а ты далеко, за лесами...

Но порою мне кажется снова,

что такими твоими глазами

на меня она смотрит сурово.

Отзовись! Пусть утихнут метели,

зацветают пусть клевер и гречи,

пусть все наши большие потери

позабудутся сразу при встрече.

Я дождями все черное смою,

ветром облачность в небе развею,

лишь другая бы стала другою,

стала б снова любимой моею.