Дедова сарайка

Признаюсь честно, без кокетства,

На свой оглядываясь путь,

Что помню многое из детства,

Но вот в деталях лишь чуть-чуть.

Как раз одним из самых ярких

Воспоминаний детских лет

И стала дедова сарайка,

В которой тот держал мопед.

Зачем он только сдался деду,

Я до сих пор не догоню,

Ведь, как положено мопеду,

Ломался десять раз на дню.

Но дед упорно и ударно

Чинил свой мощный драндулет...

Такой он был, мой легендарный

И удивительнейший дед!

Что мне, однако, не мешало

В ответ на слишком строгий вид

Приопускать своё забрало,

Алкая горький хмель обид.

Бывало чуточку вспылит дед —

Тот час насуплюсь, дурачок,

А сам всё жду, когда он кликнет:

— Эй, подсоби-ка мне, внучок!

Уж так механиком заправским

Себя хотелось ощутить,

Что даже зов лишённый ласки

Не мог умерить пыл и прыть.

И перестав мгновенно дуться,

В порыве мчался я святом...

А дед:

— Надень-ка шланг на штуцер

И зафиксируй хомутом.

О, да — сомнительной опорой

Была, когда не влазил шланг,

Та кисть у деда, на которой

Недоставало двух фаланг.

Увечье это, что в ремонте

Служить подспорьем не могло,

Он получил в войну, на фронте,

Где прочим меньше повезло.

Сегодня с точностью уже вам

Я констатировать могу —

Дед ранен был в бою под Ржевом,

Сражён шрапнелью на бегу.

Сначала сутки в медсанбате

Усердно утку орошал,

Потом три месяца в палате

Медикаментами дышал.

Пройдя неполный курс леченья,

Как мне рассказывала мать,

Просил врачей, чтоб в заключенье

Вписали: «Годен воевать»...

Но апеллировать к начмеду,

Что бить подушкой о скалу...

И стал мой дед ковать Победу

С бригадой тракторной в тылу.

Пусть не в шинели, а в фуфайке,

Но встретил праздничный рассвет...

И вот сидим мы с ним в сарайке,

И ремонтируем мопед.

Я знаю, он не любит трёпа,

Особо под руку когда...

Молчу, как совесть эфиопа,

В себе убившего раба.

Но чуть отвлёкся от мопеда,

Стал что-то шарить в стороне,

Я тут как тут:

— Послушай, деда,

А страшно было на войне? 

И призадумался «вояка»,

Припоминая что-то, знать...

Потом сказал:

— Бывало всяко...

И страшно было, что скрывать.

Но даже в жуткой рукопашной,

Где жизнь подвешена на нить,

Я шёл вперёд, чтобы не страшно

Тебе на свете было жить!

...............................................

И так запомнились мне эти

Проникновенные слова,

Что я поклялся быть в ответе

За то, чтоб подлая молва

Не опорочила с годами

Имён поборников добра!

Чтоб все гордились мы дедами,

Лишь добавляя пра, пра, пра...

Я ж, своего дождавшись часа,

Скажу — не хуже был иных

Мой славный дед — сержант запаса

Андрей Лаврентьич Кузьминых.