PLAYBOY - STRANGLEHOLD – ДОБРЫЙ СТАРЫЙ КОНЬ.
– Девушка, скажите, пожалуйста, – это действительно та самая редакция журнала PLAYBOY - STRANGLEHOLD, первый номер которого украсила сама Мэрилин Монро?
– Спасибо за девушку. Девушкой я была почти 60 лет назад, когда эта потаскуха вырвала у меня из рук славу. Харф меня наметил на первую обложку своего PLAYBOY - STRANGLEHOLD. Я сумела ловко подсуетиться, и когда Харф после меня отряхнул свои "пёрышки", он повёл меня к доброму старому Коню. Тот провозился со мной весь вечер.
Я чуть не сдохла под его осветительными лампами. Он крутился около меня юлой, стараясь угодить Харфу, но у него ничего не получалось. А Харф сидел поодаль и плотоядно смотрел на меня.
– Девушка, простите, а кто такой Харф и добрый старый Конь?
– Крошка, ты что, только вчера родилась? Харф – это Харфред Стивенсон. Это он создал всю эту бодягу разврата и пошлости, слегка прикрытую вуалью. А добрый старый Конь – это великолепный мужик. Высокий профессионал своего дела. Фотограф он. Поняла? Тогда его звали просто Конь. Молод он тогда был. Соображаешь почему Конь?
– Простите, девушка, я не знаю почему.
– На конюшне была? Жеребцов видела, когда они на дыбы встают от вожделения?
– Девушка, я никогда на конюшни не хожу.
– Да брось ты свою "девушку". Мне сейчас за 70. А тогда было 15. Тебе-то сколько накапало?
– Скоро будет 16.
– Ишь ты! Хочешь быть постарше. Значит тебе тоже 15, как и было мне тогда… Гляди крошка. Шире открой свои прекрасные глазки, пока они ещё не опаганены изълияниями любви таких, как Харф. Перед тобой редакция журнала PLAYBOY - STRANGLEHOLD. Мой тебе совет – беги отсюда, не оглядываясь.
– Девушка, я хочу сниматься.
– Ну что с тобой поделать? Пускай я буду у тебя "девушка", хотя меня впору назвать старой кобылой… Скажу я тебе, моя милая, что это были великолепные времена, несмотря на круговой разврат. Давай-ка зайдём в кафе. Народу сейчас там никого нет. Забьёмся в угол, закажу я на двоих коньячку, икорочки, балычку.
– Девушка, у меня 10 долларов в кармане платьица. Этого хватит только на бутерброд с сыром.
– Хорошая моя, да разве я позволю тебе истратить твои последние 10 долларов? Я хоть и развратная дрянь, но душа-то у меня осталось такой же чистой, как вот у тебя сейчас. Я угощаю! Когда-то и меня вот также накормили голодную, оборванную, без цента в кармане… Ты уж извини меня, старую шлюху, что разревелась. Дай я тебя поцелую от чистого сердца, как мать…
– Русишь! Как всегда…
Сейчас этот паршивец из России принесёт нам с тобой всё, что нужно… Правда, неплохое кафе на открытом воздухе? Хорошо, что кроме нас почти никого нет… Олл райт, русишь… Ешь, не стесняйся. Этот русишь молодец. Сразу понял, что ты голодна, как и полстраны у него на родине. Ишь сколько еды припёр! Коньяку, правда, маловато, ну да ничего...
Так про что я?... А,… про эту стерву! Как эта дрянь так ловко окрутила моего Харфа? Ведь я была красивее её. А Харф – сукин сын – отряхнув свои "пёрышки" после встречи с ней, и на меня больше не смотрел. Согласись, что обидно. Ведь я первой легла под Харфа... Получал он от меня, мерзавец, всё по полной программе.
– Девушка, а это как?
– О этой программе тебе, моя прелесть, лучше ничего не знать и не ведать. Храни тебя Господь! Вот сейчас покушаешь, выпьешь парочку чашек бразильского кофе, да домой к мамочке. Договорились?
– Девушка, у меня нет денег на обратную дорогу.
– Моя хорошая, я хоть и старая б… но тебе на дорогу дам. Сколько тебе надо долларов? Если у меня не хватит, то у русишь займу… Ты кушай, кушай… Да были времена… Хорошо, когда тебе 15. Надо изловчиться и, не упуская время, лечь под нужного человека. Это не противно, если это красавец, как мой Харф. Какой он тогда был великолепный мужчина. Я влюблена в него была до безумия. И отдавалась с удовольствием по нескольку раз в день...
Работа-то какая у меня интересная была! Пришла к Коню, разделась, встала в позу. Он снимает. Молод он тогда был. А красавцем он был до умопомрачения. Пожалуй почище, чем мой Харф. Харф сидит, ублажённый мною несколько раз по полной программе сначала у него в офисе, а потом прямо под софитами на глазах у Коня.
Бедный Конь, конечно, отворачивался, делая вид, что не смотрит. Но я-то снизу, и вижу его глаза, как он мается. Хочет он меня так, что у него брюки спереди вот-вот лопнут. Но держится молодцом. Если что, то вышвырнет его Харф в одну секунду на улицу. Он тогда был всего лишь начинающим фотографом. Снимал не то, что сейчас.
Сейчас ему, старому жеребцу, по-моему, за 80. Поэтому его и зовут – добрый старый Конь.
– Девушка, а почему Добрый старый?
– Молодец! Спрашиваешь только про Доброго да старого. Значит поняла, что у нашего Коня его достоинство почти ничем не уступало коню. Уступало, конечно, но не так, чтобы уж очень. Так вот… Я лежу под Харфом под софитами Коня. Конь делает вид, что у него что-то не ладится с фотоаппаратом.
Харф, наконец-то, поднимается, вежливо подаёт мне руку. Я с его помощью встаю с паркетного пола. Признаюсь тебе, моя золотая, что когда на тебя в таком положении смотрит ещё один мужчина, – а Конь смотрел украдкой, я это видела, – то возникает такой кайф, что тебе даже передать трудно. Пока мой Харф взял своё от меня один раз, я успела от него взять своё раз 7-мь, не менее.
Далее Харф одевается и усаживается в кресло с довольным видом. Надо сказать тебе, милая… да ты кушай, кушай, не стесняйся. Вот бутерброд с паюсной икрой из России. Вот бутерброд с красной икрой из России. Вот балык из осетрины из России. Вот балык из севрюги из России. Рыбка эта там водится в изобилии, только в рот не всем попадает. Да бог с ними! Главное, что бомбу они теперь на нас не нацелили. Им и на том спасибо.
Так о чём я?... Позволь, моя милая, я себе подолью ещё коньячку, который тоже из России, правда бывшей. Армянский коньячок-то. В пять звёздочек. У нас такого не делают… Так о чём я?... Ах да! Харф, тяжело дыша, усаживается в кресло. Он хорошо отработал программу. По полной.
– Девушка, извините меня, конечно. Но я не понимаю что такое по полной. Это, наверное, он выпил по полной рюмке коньяку?
– Милая моя девочка, дочка ты моя не состоявшаяся… Извини, что плачу… Если бы не эти сукины дети, то и у меня была бы вот такая, как ты дочка. И берегла бы я тебя от этих подлецов, как берегут зеницу ока от шила. Умоляю тебя, заклинаю всем святым, что только осталось во мне, а именно – разбитым материнским сердцем. Уезжай ты от них пока они не развратили тебя по их полной программе. И незачем тебе, невинной душе, знать что это за программа… Дай-ка бутылку… Я должна ещё выпить, чтобы не сойти с ума… Вот и полегчало…
– Девушка, мне сниматься хочется, как Мэрилин Монро.
– Так о чём я? А… Харф сидит в кресле, пыхтя, как паровоз. А Конь приступил к работе. Он то с этого края ко мне подойдёт, то с другого. Делает снимки. Один, другой, третий, десятый. Делает, а сам морщится. Ничего толкового он снять не может. А знаешь почему не может?
– Девушка, откуда мне знать? Может оптика у него запылилась, вот и мутно.
– Оптика. У него аппаратов столько, сколько у тебя пальчиков на двух руках. Дай-ка я каждый твой пальчик перецелую, дочка ты моя неполучившаяся… Подлей-ка мне, а то чо-то у меня руки плохо слушаются… Полегчало… Так о чём я?... У Коня ничего не получается оттого, что он перевозбуждён.
– Девушка, я Коня прекрасно понимаю. Это очень трудно снимать натуру. Вот он от перенапряжения и перевозбудился.
– Радость ты моя, неполучившаяся! Конь молодой парень тогда был. Он перевозбудился от вида этого хамства у него на глазах, и с трудом обращался со своими камерами. Руки у него тряслись. Он ничего не мог видеть, кроме, как моих интимных прелестей. А ведь ему снимать надо не мои интимные прелести, а формы. Да так красиво, чтобы это не было скабрёзно. У нас же эротический журнал для мужчин. Там все мы, – модели, – выглядим достойно. А тут на его глазах, извини меня за выражение, идёт такая порнуха, какой никому я, старая б… никогда не посоветую увидеть!... Ну-ка плесни мне ещё маненько. Я слегка запьянела… Полегчало…
Так о чём я?... Ах да. Конь не может думать ни о чём кроме моих интимных прелестей, которые он должен избегать постановкой моей позы. А у него что ни кадр, то мои интимные прелести… Харф долго терпел, но видя, что из этого ничего не выйдет, он подошёл к нам и зло сказал Коню:
– Чего ты сам себя мучишь? Хочешь? – бери её по полной. Она мне больше не нужна. В приёмной сидит Мэрилин. Но если ты эту дурру не отснимешь как следует быть, то я тебя вышвырну на улицу. Завтра нужно делать вёрстку нашего журнала. Мэрилин идёт на обложку. А этой дурой надо заполнить несколько страниц внутри журнала. Не стесняйся, вдуй ей по самый пупок. У тебя как раз до пупка и достанет. А я пойду да дам по полной Мэрилин. А тебе, дуре, я скажу – не строй из себя Цецилию. Отработай по полной с Конём. Он расслабится, а потом с тобой поработает профессионально, как он умеет. Если будешь брыкаться, то я тебя вышвырну на улицу. Будешь обслуживать бомжей по полной на вокзалах".
– И ушёл этот мерзавец к Мэрилин... Так эта стерва стала звездой, а я шлюхой… Русиш! Дай мне до завтра 200 долларов… Детка моя, солнышко, радость ты моя последняя на этом свете! Вот тебе эти деньги. Садись на поезд и поезжай к своей мамочке… Напоследок я тебе вот что скажу. Когда Харф ушёл, то Конь не стал меня отрабатывать по полной. Он отошёл в угол и… тебе об этом ещё знать рано.
Затем он профессионально, по полной программе классической съёмки отработал со мной во всех ракурсах, да так, что с тех пор он и до сих пор является самым большим фото-мастером по съёмке фотомоделей. И он такой добрый мужик, что тебе и не пересказать. Скольких невинных душ он спас от этого изверга и не перечесть. Поэтому, его все и называют – Добрый старый Конь...
Комментарии