Московскому театру русской драмы под руководством Михаила Щепенко в этом году исполняется 25 лет. Мы поздравляем талантливый коллектив театра с юбилеем и используем появившуюся возможность побеседовать с бессменным художественным руководителем театра, заслуженным деятелем искусств России, профессором, академиком РАЕН Михаилом Григорьевичем Щепенко.
Несколько слов о театре.
Театр – одно из самых древних искусств, призванное не только развлекать людей, но и заставляющее задуматься о жизни, переосмысляя привычные ценности. Царство искусств, идущее в ногу со временем, сочетающее уникальный стиль с яркой сценичностью – безусловно, это театр. Сегодня билеты на театральную постановку становятся пропуском в храм искусства, где человек может увидеть не просто действо, а нечто большее – мир глазами режиссера. Именно на глазах зрителя создается произведение искусства, и каждый раз - творение ново. Ведь этим театр и отличается от кино. В фильме мы видим лишь копию того, что происходило на съемочной площадке. Киноискусство, в отличие от театра, статично. Театральные же постановки можно пересматривать бесконечное количество раз, потому что каждый раз это новый шедевр, так как настроение актеров, состав публики и атмосфера в целом – изменяется от постановки к постановке.
Самобытный и органично сочетающий не только одухотворённую атмосферу, начинающуюся с вешалки, но и неподдельную игру актёров – Театр Русской Драмы под руководством М. Щепенко. Любой спектакль Театра Русской Драмы - это диалог с современностью в уникальном видении, рассказ о великих человеческих ценностях и проблемах: страданиях, любви, ненависти, радости, печали.
Каждый спектакль Театра Русской Драмы – это своеобразная реприза современности, через произведения классической литературы, посредством удивительно искренней игры актёров.
Оставаясь верным современности, Театр Русской Драмы воспроизводит реальность через классику, сквозь призму которой стремится увидеть живую, сегодняшнюю проблему.
Театр Русской Драмы М. Щепенко помогает человеку реализовать потребность в общении. Раздельность мира – это трагедия современности. И театр эту раздельность преодолевает, в каждой постановке даруя ту неподдельную близость между зрителем и актёром И получается, что на сцене этого театра не актёры, а подлинные люди со своими ежедневными проблемами, горестями и надеждами, которым не сопереживать невозможно.
Нельзя не отметить ещё одну особенность этого уникального театра - владение всей палитрой искусств. Слово и действие — основа драмы - так же важны, как музыка, движение, пение. Смелость площадных зрелищ, умелое владение сценическим пространством, внутренняя свобода, достоинство и отпечаток собственной личности актеров, живое дыхание дня — все это делает Театр Русской Драмы не просто популярным, но жизненно важным.
Игра со словами и смыслами, ломка сложившихся стереотипов, взгляд на жизнь, как на игру. Где актёр, равно как и зритель, сам становится автором своей жизни. Условно абсолютно всё! Жизнь приобретает иной смысл. Мы, зрители, начинаем понимать, что прямые пересекаются прямо здесь, перед нами приоткрывается завеса, и мы осознаём, что есть декорации и маски, а что - реальная жизнь и реальные лица.
Театр Русской Драмы – это, прежде всего люди: талантливые актеры и художественный руководитель М. Щепенко, которые посвятили свою жизнь искусству и, которые отдают себя сцене без остатка, делятся своими чувствами со зрителем.
В наш стремительный век сверхскоростей и сверхвозможностей нам всем, порой, так жизненно необходимо остановиться, чтобы переосмыслить себя и свои ценности. Театр - это искусство. А искусство - это мост между идеалом и жизнью, и именно в Театре Русской Драмы можно всецело ощутить себя подлинным режиссёром собственной жизни!
Попав в Театр Русской Драмы, переносишься в мир вымысла, который кажется реальным, и начинается вера. Вера в театр. Вера в особенный, духовный мир, где фантазия и вольное движение мысли создателей действа, захватывают в добровольный плен, и через катарсис (очищение через страдание) происходят духовные изменения и у актёров, и у зрителей.
Интервью с художественным руководителем театра
– Михаил Григорьевич, 25 лет – это серьезная этапная дата. В такие моменты принято подводить итоги, оценивать свои победы и творческие завоевания, намечать дальнейшие планы. Зрители знают Ваш театр как неординарное идейно-эстетическое явление в творческой жизни столицы. Скажите, трудно ли сохранять «лица необщее выраженье» в этом театральном море?
М.Щ. - Я мало забочусь о том, какой имидж у театра, потому что стремление «казаться» должно быть всё-таки подчиненно стремлению «быть». Л. Толстой замечательно ясно сказал: «Простота – необходимое условие прекрасного». Думаю, что с этой мыслью Толстого соглашаются те, кто озабочен содержательным началом в творчестве, когда есть что сказать. Это не значит, что нужно быть равнодушным к форме, которая обладает относительной самостоятельностью. Но вот что интересно: когда Ван-Гога спросили, что в искусстве важнее «что» или «как», он ответил: «кто». Меня больше всего заботит, является ли наш театр носителем тех качеств, которые делают его сокровенно-значимой для зрителя, если можно так выразиться, коллективной личностью, что позволяет ему находиться на своей кафедре – сцене.
– Вы и Тамара Баснина – создатели и бессменные руководители театра. Скажите, такой многолетний тандем не является фактором, стесняющим творческую свободу? Одним словом, вы – две яркие индивидуальности – не мешаете друг другу?
М.Щ. – Нет, не мешаем. Напротив, наше взаимодействие с Тамарой Сергеевной обогащает процесс творчества, делает его объёмней и часто подводит нас к открытиям, которые мы в одиночку никогда бы не сделали.
– Я скажу, что Ваш театр совершенно особенный. Если я вспоминаю, где и когда в жизни я испытала потрясение, то я прежде всего думаю о спектаклях Вашего театра. Это и «Царь Фёдор Иоаннович» и «Сердце не камень», и «Фантазии Фарятьева», и «Дон Жуан?.. Дон Жуан!». Я могу продолжить этот список, но я хочу спросить: как Вам это удаётся?
М.Щ. – Что?
– Вызывать потрясение у зрителя.
М.Щ. – Мне не интересно искусство, которое не ведёт зрителя к такому потрясению. Формальные находки, они могут удивлять, радовать - и это замечательно, но они вряд ли могут касаться сердца. Сердца зрителя касается то, чем задето сердце актёра, режиссёра, драматурга. Ведь что такое, в конце концов, искусство? Это рука протянутая зрителю. И зритель протягивает свою руку в ответ, и мы поддерживаем друг друга в наших светлых устремлениях, может быть, даже святых.
– Вы говорите о содержании. Я всегда восхищаюсь Вашими открытиями в режиссуре, сценографии, музыкальном оформлении. Но, главное, я восхищаюсь Вашими актёрами. В индивидуальном плане это мастера – и Т. Баснина, и А. Аверин, и Ю. Щепенко, и В. Полякова, и Д. Поляков, и В. Андреев, и ряд других, которым веришь и которых любишь, но меня всегда поражает ансамблевость Ваших спектаклей, тонкое и точное актёрское взаимодействие.
М.Щ. – Вы верно поняли наше стремление найти яркую и адекватную форму во всех компонентах спектакля, но никогда – в ущерб «жизни человеческого духа».
– Скажите, а чем отличается хороший актёр от посредственного? Конечно, талантом. Но только ли талантом?
М.Щ. – Уровнем личности. Наличием в душе, если говорить высоким слогом, великой идеи, когда возникает состояние «не могу молчать!»
– Вами пройден большой путь. В репертуаре театра 30 спектаклей. Вы можете сказать, какой или какие спектакли Вы любите и цените больше других?
М.Щ. – Нет, не могу. Это дети. Кто из них лучше? Не знаю. Знаю только, что рождались они из честных импульсов, из той (часто болевой) проблемы, которая глубоко задевала душу.
– В Вашем театре блистательная сценография. В «Фантазиях Фарятьева» это тюль, которым отгорожены персонажи спектакля от зрителей и который вдруг начинает подниматься в кульминационные моменты, и актёры вдруг словно увеличиваются и приближаются… В «Царе Фёдоре» удивительны метаморфозы призм – они преобразуются то в сад, то в огромный иконостас, а малые усечённые призмы, которыми манипулируют актёры, воплощают, как мне кажется, тщетные попытки человека выстроить очередную вавилонскую башню, рассчитывая только на свои силы, без Бога.
М.Щ. – Да, вы разглядели нечто существенное в образном строе спектакля, за что я Вам благодарен. Для нашего театра свойственно отношение к сценографии как ещё одному действующему лицу. Она должна быть функциональной, своеобразной музыкой в грубом материале. Когда нет активно проявляющейся сценографии, я ощущаю ущербность и поверхностность режиссёрского видения.
– Над чем Вы работаете сейчас? Ваши планы.
М.Щ. – Замыслов много. Расскажу об одном. Сейчас мы приступаем к спектаклю о священномученике Патриархе Гермогене. 400 лет, как он принял мученический венец, 100 лет прославления в лике святых. Я не терплю так называемых «датских» спектаклей. Но здесь я столкнулся с личностью, которая восхищает, и пафос бытия которой сверхактуален в наше время. Я написал пьесу, которая станет своеобразной второй частью дилогии (первая часть «Царь Фёдор Иоаннович»). Работа колоссальная. Мы прикасаемся к смуте XVI века, в которой можно легко найти параллели с нынешней смутой. И там, и тут причина в омрачении духа, в отказе от начал, лежащих в основе нашей культуры. И.А. Ильин определил их как «совестливость и сердечность». В смутное время как никогда важно народу иметь «удерживающего», того, кто вопреки полному развалу стоит в духе… Вот почему мы обратились к образу Патриарха Гермогена…
– Желаем Вам, Михаил Григорьевич, и Вашему замечательному театру творческого долголетия и успехов в реализации Ваших замыслов.
январь, 2012
Новые комментарии