К 100-летию Ленского расстрела
ПРИИСК, КАЗНЕННЫЙ ДВАЖДЫ
В апреле 1912 года на Ленских приисках произошли события, которые всколыхнули всю Россию. Но есть еще одна, не менее кровавая, ленская трагедия. О ней вообще никто ничего не знал вплоть до 2004 года. Только тогда чекисты рассекретили свои архивные документы. Но не все. И братская могила казненных до сих пор не обнаружена.
Хуже каторги
Первые русские землепроходцы под началом казачьего атамана Пенде появились на землях, где проживали якуты, эвенки и тунгусы, еще в XVII веке. Потом сюда ринулись купцы. С помощью «огненной воды» и разных побрякушек они уговорили старосту одного из тунгусских родов Афанасия Якомина продать им два золотых прииска в верховьях реки Хомолхо всего за... 50 рублей. И с сентября 1846 года началась их разработка.
В дальнейшем появились и другие прииски - на реках Малый Патом, Барчик, Кевакта, Барукан и десятки других. Здесь строились поселки старателей, церкви, на Ивановском прииске впервые в России была введена в строй электрическая железная дорога, на Павловском - высоковольтная электростанция. Однако в 1910 году прииски были монополизированы «Ленским золотопромышленным товариществом». Компания фактически принадлежала англичанам, которые получали ежегодно более 7 миллионов рублей прибыли и нещадно эксплуатировали рабочих. Среди них преобладали бывшие ссыльные, но встречались и вольные - в основном крестьяне центральных губерний России, вынужденные из-за постоянных неурожаев заниматься отхожими промыслами. Их привлекал наем с задатком - он составлял порой до 60 рублей. Между тем этот задаток, как писал в своем очерке «На поселении» известный в то время публицист Сергей Максимов, находил будущего старателя «после долгого поста и безденежья, а на глазах торчат кабаки со всяким соблазном и господствует старый прием вербовщиков нанимать рабочих с подтасовкою пьяными, умягченными и сговорчивыми. А там дело известное: обольстить, обмануть, подсунуть гнилой товар - московскую залежь, ценою повыше, добротою хуже всякой возможности; придумать вычет из заработка помудренее и позапутаннее, подвернуть условие, на которое трезвый человек не ходит, но голодный и пьяный идет».
Добраться до приисков было нелегко. Сначала ехали на лошадях по Якутскому тракту, потом плыли на лодке и на пароходе вниз по Лене к устью реки Куты, затем до Хогота, дальше - до Жигаловой, где начинался водный путь на Якутск. Отсюда, опять на лодке, держали направление на Усть-Кут, где пересаживались на пароход, который следовал до Бодайбо.
Золото Бодайбо
Россыпное золото представляло собой маленькие кусочки самородного металла в виде чешуек и зернышек размером не больше двух миллиметров. Но иногда попадались и самородки, которые весили несколько килограммов. В речных отложениях золото было сосредоточено в основном в самом нижнем слое, который залегал непосредственно на дне речной долины.
Сначала добывали этот пласт глубокими открытыми разрезами, вывозя огромную массу породы в отвалы. Но затем прикинули и пришли к выводу, что выгоднее добывать золото подземными работами, углубляя шахты.
Открытый разрез вблизи Успенского прииска продвигался уступами вверх по долине. На верхних уступах рабочие разрыхляли кайлами и лопатами торф и нагружали его в таратайки, представлявшие собой цилиндрические ящики на двух колесах, запряженные лошадью. Ямщики - большей частью мальчишки - увозили эту породу в отвалы.
Но снизу уступ состоял из тяжелой, мерзлой и очень вязкой глины, перемешанной с камнями. Она, оттаивая, месилась под ногами, как густое тесто. Ниже залегали пески. Именно там попадались самородки. Рабочий, заметивший такой подарок судьбы, должен был поднять его и опустить в особую, запертую на замок, кружку-копилку. Это золото называлось «подъемным» и оплачивалось в конторе в доход всей артели.
В шахту спускались по деревянной лестнице, освещая себе путь керосиновыми коптилками. На канате двигались вверх-вниз большие бадьи - ящики из толстых досок. Таким образом золотоносный пласт поднимался на-гора.
Глубина шахт была разной - от 20 до 50 метров. В обе стороны шел длинный штрек, прочно закрепленный с боков и сверху бревнами. Дно штрека прокладывали досками, поскольку везде была вечная мерзлота. Хотя, как утверждали старатели, она даже облегчала добычу золота: шахты в мерзлоте стояли прочно, отливать воду при углублении горизонта совсем не требовалось.
Многие прииски оказывались убыточными. Но предприимчивые люди скупали и их. Здесь они вели работы для отвода глаз, а основную прибыль извлекали из скупки краденого золота, которое потом перепродавали втридорога. Всего на ленских приисках было добыто 1300 тонн золота.
Если не плеть, то штраф
Условия жизни старателей были невыносимыми. Они спали на голых деревянных нарах, смена продолжалась 11 с половиной часов. В то же время проводились сверхурочные работы, за которые ничего не платили. Таким образом, трудиться приходилось 15-16 часов в сутки. Малейшая провинность каралась штрафом, а то и плетьми. Не соблюдалось никаких правил техники безопасности. Только в 1911 году на приисках было зарегистрировано около 700 увечий. Хозяева постоянно снижали расценки, взвинчивали цены на продукты в своих лавках.
Работягам на все эти притеснения ответить было нечем, кроме как рукоприкладством. И, напившись, они вымещали на хозяевах и приказчиках свои обиды. За увечья, причиненные им, и убийства только в 1911 году было осуждено 22 старателя. В праздники конторщики старались на приисках вообще не показываться.
В июне 1972 года юные краеведы школы N 28 города Горького во главе с учителем А.И.Сидоровым встретились с еще живыми свидетелями Ленского расстрела, проживавшими в Горьковской области. О записях этих бесед все эти годы мало кто знал.
Как рассказывал сормович Петр Лакеев, нижегородцы сколачивали артели, куда чужаков не принимали. Так же поступали и выходцы из других губерний.
- В шахте было ужасно жарко, поэтому работали голыми по пояс, по колено в воде, - вспоминал Петр Степанович. - Помахаешь киркой - взмокнешь. А с потолка - крупные холодные капли, словно ледяные пули, простреливают твое тело. Потом в сырой робе по лютому морозу шли полторы версты до барака. От этого рабочие часто болели. А чтобы согреться, пили водку. Только на водке и держались. А нас считали рабами. Такого даже при крепостном праве не было. Однажды жену моего напарника, Карпова, вызвали на квартиру выводного Павлова. Она была вынуждена привязать кушаком к койке свою полуторагодовалую дочь. Девочка упала, вывихнула три пальца на руке, получила воспаление мозга. А жену Карпова вызвали не для работы. Павлов приказал ей лечь с ним в постель.
Жителю села Большое Туманово Арзамасского района Василию Ивановичу Хорькову было тогда 94 года.
- Я сначала был приписан к Ежовскому прииску, - вспоминал он. - В шахте возил тачку с золотой рудой. Зарабатывал по 50-60 рублей месяц(это было втрое больше, чем в среднем по России, - С.С). Потом стал забойщиком на Андреевском прииске, где зарабатывал до 90 рублей. Но денег нам давали на руки по 10-15 рублей, а на остальную сумму мы должны были брать по заборной книжке продукты из хозяйской лавки. Мы с женой жили в общем бараке. Здесь у нас родились дети - Иван, Анна и Николай. Семейные сами отгораживали себя от холостых досками или просто занавесками.
Василий Яковлевич Шургин, тоже житель этого села, добавил:
- Нас обсчитывали, обжуливали, притесняли, кормили плохо. Спали одетыми, в шапках, потому что стены барака промерзали. Забастовали именно из-за того, что накормили щами с тухлым мясом, у всех желудки расстроились. Мы требовали улучшить жилищные условий рабочих и качество питания, увеличить жалование, установить восьмичасовой, отменить штрафы, обращаться не на «ты», а на «вы». Других требований не помню, помню только, что всего их было около двух десятков.
Как это было
Хотя ленский расстрел изучался в свое время по школьным учебникам, истинное развитие событий было искажено. Умалчивалось самое важное: организаторы и участники стачки на приисках в Бодайбо подпадали под действие пункта 3 статьи 125 действовавшего тогда Уголовного уложения и могли быть заключены в тюрьму.
Забастовка началась стихийно 29 февраля (13 марта) на Андреевском прииске, но затем к ней присоединились и рабочие других приисков. К середине марта число бастующих превысило 6 тысяч человек. 2 тысячи продолжали работать. Прибывшая на Андреевский прииск вооруженная команда из Керенска (таким образом число солдат на приисках возросло до 210 человек) арестовала несколько зачинщиков волнений, несмотря на то, что старатели сами охраняли 120 пудов добытого золота, не проявляя никаких посягательств на собственность хозяев.
Бастующие решили обратиться к помощнику прокурора с просьбой не применять к ним действовавший закон. Трехтысячная толпа двинулась к зданию прокуратуры. Инженер Тульчинский попытался остановить старателей уговорами, но сзади напирали, и его сбили с ног.
Жандармский ротмистр Трещенков с перепугу дал команду открыть огонь. Большевики сообщали, что было убито 270 человек и 250 ранено. На самом деле цифры другие: 170 убитых и 202 раненых.
Члены стачечного комитета направили после этого телеграммы в разные инстанции: председателю совета министров, министру юстиции, министру торговли и депутатам Государственной Думы. И для разбирательства на место были направлены Сенатская комиссия, а также комиссия адвокатов, в которую входил и будущий глава Временного правительства Александр Керенский. За причастность к преступному деянию ротмистр Трещенков был уволен со службы в жандармском корпусе, разжалован в рядовые и зачислен в пешее ополчение Санктпетербургской губернии. С началом Первой мировой войны, после его настойчивых просьб, он по «высочайшему соизволению» был допущен в действующую армию. Служил в 257-м пехотном Евпаторийском полку. 15 мая 1915 года у деревни Пакло он был убит, когда когда вел свой батальон в атаку.
Расследованием событий на Ленских приисках занималось несколько комиссий. Член комиссии, которую возглавлял Александр Керенский, А. Тющевский, увидев, в каких скотских условиях живут рабочие, сказал:
- Нам здесь делать нечего. Остается одно: посоветовать рабочим поджечь эти прогнившие, вонючие здания и бежать из этого ада, куда глаза глядят.
В итоге руководители Ленского товарищества наказания избежали. Старатели деньги за свою работу получили с вычетом дней, когда они участвовали в забастовке. Семьям погибших компенсаций за утрату кормильцев не выплатили.
И, наконец, последнее. Ленин выбрал свой псевдоним не из-за ленский событий, а гораздо раньше. Он начал пользоваться им после того, как побывал в местечке Ленин под Мюнхеном.
Ленский расстрел номер два
А тут начинается самая настоящая мистика: в 1937-1938 годах именно на этом месте произошло примерно то же самое. Было казнено 948 человек, хотя данные эти неполные. Число жертв, по некоторым оценкам, составляет от трех до четырех тысяч. Среди них и трое нижегородцев – Павел Кузьмин, Дмитрий Косырев и Тимофей Сулимов. К сожалению, откуда они родом и где жили, мне выяснить не удалось.
Расстрелами руководил и сам нажимал на курок нагана сотрудник НКВД Б.П. Кульвец. Он был прислан сюда, чтобы выяснить, почему разнарядка, спущенная сверху о выявлении «врагов народа», не выполнялась. И отнесся к порученному ему сверхсекретному заданию государственной важности с завидным рвением.
«По приезде в Бодайбо, - писал Кульвец в своем первом рапорте начальству, - я установил, что к операциям аппарат не готовился. Кроме учетных списков, других материалов не было. Больше приходилось действовать чутьем... По городу арестовал всех до единого, ближайшие прииски тоже опустошил. Остались только дальние прииски в 200-300 километрах. Туда разослал людей».
Но вскоре Кульвец стал испытывать проблемы. «С содержанием арестованных у меня чрезвычайно тяжелая обстановка, - писал он. - Забито все здание районного отдела, все коридоры, в каждой комнате по 10-12 человек, полнейшая профанация следствия, допросы производятся в присутствии остальных, занял столовую, здание милиции, склады. Ведь лимит тюрьмы на 75 человек, арестовано же более тысячи. Большая скученность, массовые заболевания, ежедневные почти смертельные случаи. Умерло уже 9 человек, причем смертность будет увеличиваться, так как питание скверное, баня пропустить всех не может, большая вшивость. Особенно скверно с китайцами. Все они еле двигаются. Врач говорит, что если им не давать опиум, многие поумирают». Как свидетельствовал Л.А. Комов на процессе по обвинению Кульвеца в 1940 году, «из четырех тысяч арестованных не дал признательных показаний только один Алтуньян - преподаватель немецкого языка в Бодайбинской средней школе».
Чтобы «избежать скученности», Кульвецу милостиво разрешили расстрелять для начала 157 человек. Он шлет телеграмму: «Прошу сообщить мне, почему из 270 человек имеется решение только на 157? Какое решение на остальных? Это для меня важно с точки зрения дальнейшего следствия. Прошу учесть, что в условиях Бодайбо большой контингент врагов, которым надо дать почувствовать силу советской власти. Для этого выделяемая норма первой категории (подлежащих расстрелу, - С.С.) - капля в море и не даст никаких результатов».
Дальше Кульвец сообщает о технических подробностях казней: «Вырыли 4 ямы. Пришлось производить взрывные работы из-за вечной мерзлоты. Для предстоящей операции выделил 6 человек. Буду производить исполнение приговоров сам. Доверять никому не буду и нельзя. Ввиду бездорожья можно возить на маленьких 3-4-местных санях. Выбрал 6 саней. Сам буду стрелять, сам возить и проч. Придется сделать 7-8 рейсов. Чрезвычайно много отнимет времени, но больше выделять людей не рискую. Пока все тихо».
Сподвижник Кульвеца, Л.А. Комов приводил в 1940 году подробности расстрелов. Похоронная команда бросала в братские могилы еще живых – каждый патрон был на счету. Тратить больше двух на одного приговоренного к «вышке» запрещалось.
Но есть Бог на свете. 30 июля 1940 года Кульвец был арестован и 14 мая 1941 года приговорен к расстрелу. Его кассационная жалоба была удовлетворена, и высшая мера заменена десятью годами лагерей. В кассационной жалобе он писал: «Заявляю еще раз и с этим умру, что работал честно, не жалеючи себя, получил туберкулез, не гнушался никакой работой вплоть до того, что в неприспособленных районных условиях трупы казненнвх приходилось таскать на себе, я приходил с операции обмазанный кровью, но мое моральное угнетение я поднимал тем, что делал нужное и полезное дело Родине».
Что еще можно добавить к этому откровению?
Новые комментарии