Вход на сайт

Сейчас на сайте

Пользователей онлайн: 0.

Статистика



Анализ веб сайтов

Вы здесь

Отголосок войны

Нина Ильиных

Лошаденка тащилась еле-еле, сколько бы не понужала ее Таисья, она оставалась себе верна. Шел Таисье шестнадцатый год и семейные определили ее на работу в колхоз: собирать вечерами излишки молока в частном секторе по всему селу. Хоть и не девичье это было дело, а куда деваться? Мать с отцом от зари до зари на колхозной работе, а в доме кроме нее еще пятеро детей мал мала меньше. Ноль семьдесят пять сотых трудодня начисляли молодой колхознице в день, а за лето это уже была не малая сумма, глядишь, в конце года что-нибудь да и дадут на эти трудодни – а это, как не говори – все прибавка в семью. Весь день у Таисьи был свободен. Она многое успевала сделать по дому, а вечером надо было запрячь коня, погрузить чистые алюминиевые фляги, молокомер на телегу и, как только пригонят с пастбища домашних коров, отправляется на работу. У калиток домов она терпеливо ждала, когда хозяйка подоит корову , вынесет подойник с молоком. Таисья подставляла молокомер, хозяйка выливала молоко, поплавок с делениями определял количество молока, затем оно переливалось во флягу, горловина которой была затянута марлей. Таисья делала записи у себя в журнале и в книжке хозяйки и подъезжала к следующей усадьбе. 
И так все повторялось каждый вечер: будь то суббота или воскресенье, ветер или дождь. Трудно было запрягать коня. Правда, последние дни отец приструнил младшего брата Ванечку: чтоб помогал с конем, но сегодня его где-то опять не было дома. Ванька вечно пропадал с пацанами, то на речку убегут, то в лесу играют. Иногда приходил с синяками с оторванным рукавом, видавшей виды рубашки, правда и сам не давал никому спуску, несмотря на то, что и ростом-то был маловат для своих 13 лет. Да это и понятно: война здорово ударила по деревенским сусекам – не доедали ребятишки. Но война, будь она проклята, закончилась и вот уже второе лето жили без войны. Наладились и отношения с соседским Колькой, который был чуть постарше и повыше ростом, но при каждом поражении, будь то спор или драка – все грозился Ваньке: «Вот подброшу тебе гранату, тогда узнаешь!» 
И вот после очередной потасовки наступило перемирие: ударили по рукам: «Ну, все, мир!, - сказал Колька, - а гранату давай бросим в костер». 
Таисья торопилась, вечером в конторе собрание колхозников – пришла пора сенокоса. Каждое лето, как только колхоз заготавливал 50-60% сена от плана, разрешалось готовить и для своих коров, но из расчета 30-40% отдать должны колхозники из заготовленного собственными руками сена на колхозный склад. 
- Какой нынче определят процент для частников, - думала Таисья. Нынче нам будет полегче: конь-то целый день у меня дома – лишь вечером он мне нужен. Ванька будет возить копны – перестанет носиться с пацанами. 
В конце улицы за огородами горел небольшой костер, а вокруг него со всей улицы ребята собрались. 
- Ванька, тятя уже дома, попадет тебе, что не помог коня запрячь, - не останавливая лошадь крикнула Таисья, на что Ванька только махнул рукой. 
Как не торопилась Таисья, а на собрание опоздала. Двери были открыты настежь, она присела в задних рядах и не успела дух перевести, как послышался с улицы громкий хлопок. Все переглянулись: что же это могло быть? 
- Поди, уток кто на пруду стреляет. 
- Да нет. Это звук разорвавшейся гранаты, - определили бывшие фронтовики. 
Зал быстро опустел. Все выбежали на улицу. В той стороне, где жгли Ванька с пацанами костер, были слышны крики. 
Таисья летела впереди всех – чуяла всем сердцем – с Ванькой беда. На месте костра все было разворошено: обгоревшие головешки разбросало в разные стороны. Степка, Ванькин одногодок лежал неподвижно, Шурка окровавленными руками хватался за живот, катался по земле и орал: «Ой, больно!» Ванька лежал на спине, штаны шаровар ниже колен были разорваны и мокры от крови. Он, то хватался за колени, то скреб горстями землю и все пытался сесть. Сестра сдернула платок с головы и обмотала одно колено, кто-то подал еще платок. 
- Терпи, братка, - сказала сестра, бинтуя вторую ногу. 
- Ведь мы хотели только сжечь ее, а она… ты только маме не говори, - просил сестру Ванька и орал от боли. 
Кольке тоже досталось: взрывной волной ему опалило все лицо. Он метался среди сельчан и все кричал: «Я не хотел, я не этого хотел! Я не хотел никого больше пугать этой гранатой! Я хотел, чтобы ее просто больше не было!» 
Шурку с Ванькой перевязав, отвезли в район, а Степку отнесли через день на кладбище. 
Село охватил страх – откуда взялась здесь, в Сибири, боевая граната?! Видно кто-то из мужиков, отвоевав на войне, принес эту смертельную железку, как трофей. А вдруг еще есть? 
Колька ходил в семьи пострадавших, умолял о прощении. Там конечно понимали, что виноват не он, а тот, кто привез эту беду, а Колька лишь глупый мальчишка. Все лето он не появлялся на улице, а осенью, забрав документы об окончании семилетки, уехал в город – поступил в ФЗУ. Редко приезжал в деревню, а потом и вовсе куда-то завербовался. 
Три месяца районный хирург Михаил Кузьмич выхаживал Ваньку. И при выписке подал ему три осколка от гранаты: 
- Всю войну, брат, спасал я солдат, думал, что закончилась война, а она и вам, мальцам досталась. Будь она проклята! 

P.S. Почти сорок лет отработал Иван Анисимович в родном колхозе на технике: и комбайнером был, и трактористом. Умело сложил Ванькины колени хирург Чегадаев Михаил Кузьмич, за плечами которого была четырехлетняя практика в прифронтовых госпиталях.
Проза: 

Новые комментарии

Медиа

Последние публикации