Вход на сайт

Сейчас на сайте

Пользователей онлайн: 0.

Статистика



Анализ веб сайтов

Вы здесь

Город

   «В связи со стапятидесятилетием со дня рождения великого вождя и бессмертного учителя Владимира Ильича Ленина руководство города объявляет месячник Павлика Морозова.
   За этот месяц каждый сознательный горожанин обязан донести в компетентные органы о любых фактах антикоммунистических настроений. Горожане, исполнившие свой гражданский долг, получают особый знак отличия – серебряную звезду с серпом и молотом в центре памятного знака. Особо сознательные горожане, преданные заветам коммунистической партии, беззаветно служащие делу марксизма-ленинизма, оповестившие власти о неблагонадежности членов своей семьи, получают золотую звезду с серпом и молотом в центре памятного знака.
   Особо отличившиеся горожане, сообщившие властям о ста и более случаях политической неблагонадежности, торжественно принимаются в коммунистическую партию без испытательного срока и без рекомендаций.
   Горожане, не исполнившие своего долга и в течение этого месяца не сообщившие властям ни одного факта политической неблагонадежности, автоматически считаются неблагонадежными и подлежат изоляции в лагере для неблагонадежных элементов, размещающемся на территории городского стадиона.
   Наше дело правое и мы победим!
                                                                    Примарь города.
                                1-й секретарь коммунистической партии города»
                                                                        Объявление на заборе

 
 
Годом ранее…
   «Здравствуйте товарищи!
   Рад вам сообщить об очередной победе коммунистической партии и руководства города. Сегодня президент страны вынужден был принять условия нашего ультиматума и предоставить городу полную автономию. Городская полиция, которую мы вынуждены были блокировать на период переговоров, теперь, с назначением нового комиссара – второго секретаря коммунистической партии города, на нашей стороне, товарищи.
   В связи с новыми полномочиями объявляю ряд указов:
1.Члены всех других политических партий, проживающие в городе, объявляются неблагонадежными лицами и подлежат незамедлительной изоляции в лагере для неблагонадежных лиц.
2.Подлежат незамедлительной экспроприации весь капитал и средства производства, находящиеся в собственности лиц, не являющихся членами коммунистической партии. Капитал и средства производства, отобранные у местных олигархов, будут переданы нашим товарищам, являющимся крепкими и мудрыми хозяйственниками, во имя всеобщего благосостояния горожан.
3.В целях безопасности горожан от посягательств и злобных происков вражеских наймитов город будет обнесен стеной с колючей проволокой под напряжением. Выезд из города запрещен всем горожанам кроме лиц, имеющих специальные разрешения примарии. Любые попытки несанкционированного выезда из города будут считаться попыткой диверсии и наказываться лишением свободы с отбыванием в городской тюрьме на срок, определяемый специальным решением примарии.
   Да здравствует дело Ленина-Воронова! Да здравствует диктатура коммунистической партии!»
                                             Выступление примаря города по радио

 
 
День первый
   Андрей проснулся с жуткой головной болью. Голова его была неподъемной, словно чугунный постамент памятника Ленину, красовавшегося напротив примарии.
   Он с содроганием пытался вспомнить вчерашний вечер. Начиналось все как обычно хорошо – с пары литров пива. Потом перешли на белое вино, но только разогнались, как наступил «комендантский час», как шутливо они с друзьями называли запрет местных властей на продажу спиртного и табака в вечернее и ночное время. В итоге ему с ребятами пришлось идти «на точку» - покупать разбавленный и неизвестно чем разведенный спирт у визглявой, вечной ворчащей старушонки.
   Андрей попытался приподняться, но тут же со стоном обессилено рухнул на диван. Он тщетно окинул взглядом свою крошечную, порядком захламленную и запыленную комнатенку, которую сам же в шутку именовал крысятником – нигде не оказалось заветной бутылочки.
   В этот момент в его дверь поскреблись. Андрей с чертыханием неимоверным усилием воли оторвал от дивана свое налитое свинцом тело и потащился к двери.
   На пороге стоял сосед Васька, с которым они обычно даже не перекидывались и парой слов. Вид соседа был необычен: он был совершенно лишен своего былого лоска и самодовольства. Руки его тряслись мелкой дрожью, на бледном лбу проступили капли пота, словно он вдруг заболел лихорадкой.
- Привет, - буркнул Васька, украдкой оглянувшись на пустой коридор, и, плечом оттеснив Андрея, прошмыгнул в комнату. – Слушай, сосед, можно хотя бы до завтра остаться у тебя? Я тебя совершенно не стесню, буду тихонько сидеть в уголке, ты даже и не заметишь меня.
- Что случилось? – резонно промычал Андрей, стряхивая с себя остатки былой одури – видно было, что дело серьезное.
- Сегодня ночью арестовали мою семью: тещу и жену с ребенком.
   Васька поежился, потупил взгляд и, зачем-то засунув руки в карманы, обреченно продолжал:
- Слышал наверно про месячник Морозова? Так вот, мой сосед напротив, с которым мы постоянно ругались, едва дождался наступления полночи и лично отнес донос. В итоге около трех утра к нам ворвались и всех их увезли. Не знаю, почему меня не арестовали, но думаю, что они исправят это упущение в самом ближайшем времени.
- А в чем их обвинили? – удивился Андрей, безуспешно пытаясь отыскать в карманах заплутавшую пачку сигарет.
- Видишь ли, полгода назад теща с женой выгуливали собаку и на ехидное замечание нашей «селедки» - управдома о гениальной мудрости великого народного вождя Воронова эти две моих дуры заявили, что фамилия у него больно подозрительная – то ли от слова «вор», то ли от слова «ворон», а вороны, как известно питаются падалью. Видимо, сосед напротив случайно это услышал, и теперь их обвиняют в клевете на руководителей партии и антикоммунистической пропаганде. Сам понимаешь, что с такими обвинениями их теперь уже не выпустят. Ну, а я – член семьи, а значит, тоже неблагонадежный: ведь знал и не сообщил, куда следует. Так что дело плохо. Поможешь, соседушка?
   Увидев, что Андрей ищет сигареты, Васька поспешно протянул ему свою пачку, при этом подобострастно заглядывая в глаза Андрею.
- Ну, хорошо, положим, ты останешься на какое-то время, - сказал Андрей, затягиваясь сигаретой. – А что ты будешь делать дальше, ты ведь не сможешь прятаться здесь до бесконечности?
- О, не беспокойся, Андрей Владимирович, - суетливо зачастил сосед. – Через день-другой мои знакомые обещали вывезти меня из города в рефрижераторе.
- Бог с тобой, оставайся, - махнул рукой Андрей. – Сиди здесь, а мне надо на работу.
   Андрей вспомнил, что неоднократно встречал Ваську, гордо и торжественно шествующего с красным флагом на каждое городское сборище, но почему-то не испытал ни злорадства, ни сожаления.
 
***
   Восседающий во главе длинного дубового стола примарь напоминал то ли Кутузова, то ли сыча своей рыхлостью и кажущимся сонным состоянием. С неподвижностью монумента своего любимого вождя, виднеющегося из просторных окон, он вроде бы рассеяно слушал доклады руководителей городских служб, предоставляя вести совещание своему вице-примару, энергичностью и напористостью живо напоминающему борзую. Через какое-то время присутствующим начинало казаться, что примарь – лишь уменьшенная в размерах копия громадных портретов, размещенных по стенам кабинета, часть интерьера, не более, они теряли свою бдительность, и зря: примарь имел обыкновение включаться в разговор в самый неподходящий момент и точной лаконичной репликой добивать бедолагу, купившегося на его сонную неподвижность. Самое удивительное, что об этой привычке его приближенные прекрасно знали, но каждый раз покупались на эту приманку вновь и вновь.
- За первые девять часов объявленного месячника в надлежащие органы от горожан поступило 65 сигналов о политической неблагонадежности, – докладывал комиссар полиции. – В 59 случаях политически неблагонадежные элементы уже изолированы и помещены в лагерь. Одному человеку временно удалось скрыться, ищем. Оставшиеся 5 сигналов поступили на членов коммунистической партии и потому вне нашей компетенции. Сигналы на них переданы в комитет внутрипартийного контроля, который примет по каждому из этих случаев соответствующее решение после расследования.
- Почему такая низкая активность горожан? – подал голос примарь, вдруг пошевелившись и прицелившись в комиссара своим взглядом.
- Так еще только утро, - беспомощно развел руками комиссар. – Едва начался рабочий день, к вечеру ситуация выправится.
- Плохо, - немедленно подключился вице-примарь. – Всю ночь, значит, спали? Так и мировую революцию проспят. О месячнике было ведь объявлено заранее. Неужели им нельзя было подготовиться загодя, предварительно изложив на бумаге свои сигналы, а сегодня с утра только передать их в компетентные органы до прихода на работу? А какова первая реакция горожан на месячник? Что докладывает агентура?
- Все спокойно, никаких протестов, - пожал плечами комиссар. – Да и откуда им взяться, если все люди, способные их организовать, давно изолированы. Оставшиеся молчат из страха стать объектом сигнала месячника.
- Хорошо, все свободны, - подытожил вице-примарь и, подождав, пока в кабинете останутся лишь четыре человека, продолжил. – А как обстоит дело с проектом А?
- Я привез необходимое оборудование из Китая, - неторопливо начал белобрысый маленький неприметный человечек в невзрачном сером костюме, руководитель Службы информации и безопасности, раскуривая сигару. – Однако все в разобранном виде. Необходимо человек, способный собрать устройство.
- Где  размещены элементы устройства? – вступил в разговор терпеливо молчавший все совещание цыганистого вида подтянутый господин неопределенного возраста, являющийся первым секретарем горкома партии. Он единственный из присутствующих был одет не по протоколу – без галстука, в каких-то синих джинсах вместо положенных брюк и тонком свитере.
- В бункере на территории военного комиссариата, - ответил глава СИБа и, предвосхищая следующий вопрос, продолжил. – Объект усиленно охраняется силами отряда спецназа, состоящего исключительно из наемников. Без моей личной команды к объекту никого не подпустят.
- Даже меня? – иронично улыбнулся первый секретарь горкома.
- Даже вас, товарищ первый секретарь, - твердо отвечал глава СИБа. – Поверьте, в таких делах двоевластие опасно. Они подчиняются только мне.
- Ну, а если вас убьют, к примеру? – включился в разговор примарь.
- Уверяю вас, этого не произойдет, - рассмеялся глава СИБа. – Ну а если вдруг чудом это все-таки случится, то в моем сейфе есть конверт с кодом, который должен будет предъявить новый глава СИБа. Другой такой конверт у командира наемников. После проверки кода он перейдет в подчинение к новому руководителю.
- Ваша задача в кратчайшие сроки найти человека, способного собрать устройство, - теперь в голосе первого секретаря не осталось и тени благодушия. По его рубленым фразам сразу становилось понятно, кто на самом деле истинный хозяин этого кабинета. - На поиск этого человека даю вам сутки. Об исполнении доложите после  завтрашнего совещания. А теперь вы свободны, полковник.
 
***
   Заброшенный прежде, доставшийся в наследство еще с советских времен, старый бункер теперь вдруг разительно преобразился – ощетинился несколькими рядами колючей проволоки по периметру и грозно таращил в пространство пулеметные гнезда. Рядом с ним нахохлилась в ожидании прыжка грузная тупорылая туша Ми-24, подаренного кубинскими товарищами. Его тропический камуфляж только придавал жути своей неуместностью и неестественностью здесь, среди серых пятен растрескавшегося бетона, потемневшего от времени. Поодаль выстроился ряд старых армейских джипов еще советского производства, на которых красовалась эмблема сил городской самообороны – голова лошади в центре красной звезды.
   Дополняли картину несколько десятков людей в камуфляже с АКМ за спинами, деловито снующих по запретному сектору. Да часовые на своих постах по периметру сектора застыли каменными изваяниями, в нарочитом порядке слепленными доморощенным скульптором.
   И все это – в полной тишине. Ни окриков, ни разговоров, ни даже бряцания отлично пригнанного оружия при ходьбе. Не урчали моторы джипов, даже вращающаяся тарелка полевого радара, расположенного на крыше бункера, вращалась беззвучно, не издавая никакого шума. Даже случайные птицы, не находя здесь соблазнительной зелени, спешили поскорее покинуть это место.
   Вход в бункер был возможен только по специальным пропускам в строгом соответствии с перечнем, хранившимся у старшего офицера охраны, постоянно дежурившего у массивной стальной двери вместе с парочкой солдат. При малейшей угрозе дверь надежно блокировалась следующим постом охраны, находящимся уже за ней внутри бункера.
   Внутри бункер был разделен на несколько отсеков, до отказа набит электроникой и системами слежения. Система вентиляции и регенерации подавала в бункер свежий и чистый воздух, а специальная система кондиционеров обеспечивала постоянную его температуру. В самой отдаленной части бункера располагались сверкающая своей стерильной чистотой лаборатория и склад, загруженный какими-то контейнерами и ящиками с непонятной постороннему глазу маркировкой.
   В одном из кабинетов бункера в мягких креслах уютно расположились глава СИБа и рослый бородатый мужчина в полевом камуфляже без знаков различия – командир отряда наемников.
- Когда «птичка» будет готова – мы должны ее запустить, - промолвил глава СИБа, махнув рюмку водки и затягиваясь своей неизменной сигарой. – Ты готов к этому, Серега? Твои ребята справятся?
- А то, - промычал бородач, хрустя соленым огурцом. – Когда это я тебя подводил, Саня?
   Он пружинисто поднялся и кресла и подошел к старой армейской фотографии, висящей на стене.
- Помнишь, как мы с тобой начинали в Чечне? – он вгляделся в фотографию и, вернувшись к столу, продолжал: – Но одно не пойму, Сань, на кой тебе это надо?
- Тебе и не надо понимать, Серега, - пожал плечами глава СИБа, аккуратно стряхивая пепел с сигары. – Тебе ведь очень хорошо платят, разве не так? Тебе же вовсе неинтересно, откуда я беру деньги, чтобы их платить. Нужно все сделать быстро, аккуратно и точно, чтоб комар носу не подточил.
- Да все сделаем в лучшем виде, не волнуйся, Сань, - развел руками бородач.
- А я вот волнуюсь, Серега, - перебил его собеседник. – На карту поставлено слишком многое, чтобы я мог позволить себе ошибку.
 
***
   Андрей медленно плелся по улице. Он был вымотан работой. Действительно, нет ничего хуже, чем трясущимися с бодуна руками целый день перебирать «железо» на компах. Ставить софт – еще куда ни шло, но ковыряться в разъемах и контактах было просто ужасно. И потому он сейчас был доволен, что, наконец, пытка закончилась и можно перевести дух.
   Он любил пройтись до дома пешком. Его удручали постоянно забитые маршрутки, в которых пассажиры, набитые, как сельди в бочке, вынуждены были трястись в положении буквы «Г», да еще пытаясь при этом хоть краем глаза выглянуть в окно, чтоб не проехать свою остановку.
   В путешествии пешком была и своя прелесть – Андрей мог идти дворами, избегая основных улиц с так раздражающими его зловеще кроваво-красными флагами, вывешенными на серых и ветхих пятиэтажках, с огромными плакатами «Партия – ум, честь и совесть нашего города» и обязательной для них красной серпасто-молоткастой звездой, с огромными многометровыми портретами вождей, надменно взирающих со своей монументальной высоты на суетливо спешащие букашки горожан. Раньше он мог себе позволить иронически усмехаться, проходя мимо этого, но после того, как у каждого плаката и портрета были установлены работающие круглосуточно видеокамеры, он уже боялся усмехаться. Поговаривали, что у видеокамер другая цель, что их поставили для борьбы с вандалами, норовящими совершить неслыханное святотатство – расписать эти плакаты и пририсовать лишние принадлежности к портретам, но чем черт не шутит, для чего они на самом деле – ведь исчезали же бесследно люди весь период славного и счастливого для горожан правления коммунистов. И кто знает, может, кто-то из них исчез  именно благодаря своему кощунственному смеху над святым.
   Но у путешествия через дворы был один минус – оно было безопасным только в светлое время суток. В сумерках надо было включать фонарик, чтоб не провалиться в какую-нибудь разрытую яму вечно ремонтирующихся дорог и труб или в оставленный открытым канализационный люк. Но и это было небезопасным – всегда был риск, идя со включенным фонариком получить кастетом или обломком трубы от какого-нибудь чересчур бдительного комсомольца, который примет тебя за скрывающегося беглеца или диверсанта, или просто прикинется, что принял за такого – влупит что есть дури просто оттого, что руки чешутся, силу некуда девать, со скуки.
   Но даже и при свете дня путешествие дворами было не слишком приятным из-за постоянного зловония вечно переполненных мусорок, до которых у властей никак не доходили руки. Да оно и понятно, ведь неубранные мусорки – мелочь по сравнению с мировой революцией и бессмертным учением марксизма-ленинизма, особенно если наблюдать их через наглухо задраенные стекла из салонов комфортабельных иномарок, оборудованных кондиционерами. Ну, а кочки и колдобины, благодаря которым можно, замечтавшись, запросто что-нибудь себе сломать при падении, даже не ощущаются из-за идеальной работы импортных рессор. И, конечно же, эстетам путешествовать дворами вовсе не рекомендовалось: изнутри дворы и дома представали во всем блеске своего ослепительного уродства и неприглядности. Тут были и разрушающиеся стены домов, здорово напоминающие своим видом здания Ленинграда сразу после снятия блокады, и все грандиозное богатство русского языка, от широты души лаконично выраженное в надписях на стенах и заборах, ну, а ужаснувшись окружающему виду и устремив взгляд вниз, под ноги, можно было усмотреть все живое многообразие предметов человеческого обихода, начиная от фантиков, пустых упаковок из-под продуктов и разнообразных товаров и заканчивая человеческими и животными экскрементами, предметами дамского нижнего белья, рваными носками и использованными презервативами.
   «В общем, коммунизм в действии», - печально усмехнулся Андрей, в очередной раз наступив в одно из пышущих зловонием кучек, и заторопился домой: солнце надежно скрылось за тучами, близились сумерки, а до его дома оставалось еще пару кварталов. Он ускорил свой шаг и наконец поспешно шмыгнул в свой обшарпанный подъезд затейливо украшенный взаимными татаро-монгольскими любезностями на обеих языках общения.
   На улицы и дома медленно и неотвратимо, подобно асфальтовому катку, надвигалась неумолимая ночь. Она тихо и ласково душила в своих объятьях порядком измученный за день город. Ее размеренную тишину нарушали только деловитое урчание спешащих в адрес «воронков», визг шин, да топот кованых сапог в коридорах. Странно, что отнимаемые ненасытной ночью жертвы в основном не сопротивлялись и в каком-то тупом и покорном оцепенении следовали за жрецами ночи, тащившими их в свои «воронки».
 
День второй
   Это утро для Андрея решительно незаладилось: во-первых, подвел будильник, который он забыл проверить с вечера, отстав на целых 15 минут, во-вторых, растеклась по сковородке половина желтков во время приготовления «глазуньи», в-третьих, мчась на работу, он ухитрился вступить в грязную лужу, испачкав ботинки. Если учесть, что спал он плохо – сосед Васька, запрятавшийся на стуле в уголке комнатенки, оказался завидным мастером храпа, да и гулкий перестук кованых сапог по опустевшим коридорам не способствовал сну, то понятно, почему, он, чертыхаясь, влетел на работу.
- Привет, Тоня, - хмуро буркнул Андрей менеджеру по работе с клиентами – здоровой и крепкой блондинке с огромным бюстом, практически все рабочее время просиживающей за флиртом на сайте знакомств. С трудом пробравшись сквозь дебри заваленных техникой стеллажей ко входу в свою мастерскую, он по привычке добавил: - Мой напарник уже здесь?
   Тоня точно ждала этого вопроса, с ловкостью и грацией тигрицы она протиснула свое мощное тело вслед за Андреем и, поневоле пригвоздив его к стеллажу своим бюстом, стала быстро шептать:
- Ой, Андрюша, а ведь Толеньки нет. Его забрали сегодня ночью. Говорят, что он неблагонадежный, этот, как его, - она на секунду наморщила свой лоб, пытаясь вспомнить забытое слово, но тут же продолжила свою скороговорку: - Ну, в общем, сам знаешь. Представь себе, он, оказывается, говорил как-то своим приятелям за рюмкой, что сын самого Воронова – один из крупнейших финансистов нашей страны, толковый хозяйственник, на самом деле – вор и жулик, отбирающий капитал у своих конкурентов во время президентства своего отца! И даже что он, бесясь с жиру, каждый месяц дарит отцу по гоночному мотоциклу, у того их уж целый гараж собрался.
   Сообразив, что сказала крамолу, она инстинктивно схватилась рукой за свой ярко размалеванный рот, округлив от испуга глаза, и, оглянувшись назад, еще быстрее зачастила:
- Ну, сам понимаешь, это не я говорю, а Толенька. Он ведь всегда был несдержан на язычок. Кто-то из его друзей стуканул куда следует и ночью за ним приехали. Говорят, всю его квартиру перетрухали, даже вспороли матрасы на диванах. Искали какие-то бумажки, которые он мог оставить. А перед самым началом работы они вломились сюда. Ой, я так испугалась, так испугалась! Думала уже, что за мной пришли. Но они забрали все бумаги из мастерской и ушли. Ах, да, они еще забрали с собой ваш комп. Ой, что делается, Андрюшенька! – она деланно закатила глаза и с полным отсутствием всякой логики вдруг продолжила: - А тебе кофе сварить, Андрюшенька? Я мигом! У меня и рулет с повидлом есть – сама испекла, вкуснющий – пальчики оближешь!
   Андрей молча прошмыгнул в свой кабинет, пользуясь тем, что эта белокурая бестия понеслась варить кофе, освободив, наконец, его из плена стеллажа.
- Еж твою якоря…, - непроизвольно вырвалось у него при виде своей мастерской.
   По маленькой комнатушке, казалось, пронесся смерч. На истертом линолеуме то там, то здесь грудами вперемешку были вывалены детали и комплектующие, прежде аккуратно покоящиеся на своих полочках. Опустевший стол с выдвинутыми ящиками выглядел беспомощно и сиротливо. Из-под стола на Андрея немо таращилась опрокинутая пластмассовая кружка – единственное, что осталось от напарника. Незваные визитеры забрали даже настенный календарь, на котором они с Толей ставили пометки и записывали телефоны своих клиентов.
   «Да, утро явно неудачное», - подумал Андрей, обессилено свалившись в кресло, но не успел он даже закурить сигарету, как раздался троекратный звонок, созывающий всех сотрудников в конференц-зал.
   Как обычно в последнее время, весь персонал собрали на политинформацию, которую проводил уполномоченный партии при фирме, маленький вертлявый живчик с постоянно бегающими глазами под скошенным лбом, наполовину скрытым черной челкой.
- Товарищи, спешу вас поздравить с началом очередного счастливого рабочего дня под чутким руководством нашей партии и ее вождя – товарища Воронова. Нам с вами повезло жить в нашем прекрасном городе, где восторжествовали идеалы марксизма-ленинизма. И мы полны уверенности в правильности избранного пути и никому не позволим сбить нас с него!
   Уполномоченный, наконец, на секунду остановился, перестав жестикулировать, быстрым движением смахнул платком пот со лба и продолжал еще вдохновеннее:
- К великому сожалению, путь в светлое будущее пока еще преграждают нам антиобщественные, неблагонадежные элементы. И таких пока еще хватает, что и послужило причиной объявления месячника Павлика Морозова. Обезглавим же гидру, мешающую окончательной победе идеалов марксизма-ленинизма! Как стало известно из официального коммюнике городских властей, благодаря сознательности горожан только за истекшие сутки было выявлено и обезврежено 189 таких враждебных нам элементов.  Отныне они будут лишены возможности вредить нашему делу!
   Живчик опять приумолк, видимо, дожидаясь аплодисментов, но, не дождавшись их, укоризненно покачал головой и продолжил:
- К великому сожалению, такой враг до сих пор таился и в наших рядах. Это всем известный вам Анатолий Кленов. Он, конечно, уже обезврежен сегодня ночью, но в случившемся есть и наша с вами вина. Да, да, товарищи, мы с вами оказались политически близорукими и не смогли вовремя его распознать. Но мудрая коммунистическая партия дает нам еще один шанс исправить свою ошибку. Давайте достойно включимся в выявление пока еще остающихся на свободе враждебных элементов! Да здравствует коммунистическая партия! Да здравствует ее бессменный вождь товарищ Воронов! Слава нашему городу под мудрым руководством нынешней администрации!
 
***
- Ну что, нашли человека, способного собрать устройство, полковник? – спросил первый секретарь горкома, уютно устроившийся в кожаном кресле, расположенном между огромных портретов Маркса и Воронова, начинавшихся прямо от плинтуса и верхним краем утыкающихся в высокий потолок.
- Да, товарищ первый секретарь, - с довольным видом отвечал глава СИБа.
   Первый секретарь неторопливо отпил глоток апельсинового сока и поинтересовался:
- Кто он?
- Некий Андрей Владимирович Кислярский, недоучившийся студент «бауманки», 33 лет, - начал свой доклад глава СИБа. - Ушел с последнего курса, после развода с женой. Вернулся в город – здесь у него были родители. Поначалу преподавал физику в школе. Затем, после нашего прихода к власти, был уволен из-за того, что во время предвыборной кампании принародно осмеял выступление наших агитаторов, загнав их в тупик неудобными вопросами. По официальной версии, причиной увольнения стало аморальное поведение – его сфотографировали наши агенты во время одной из весьма вольных вечеринок в баре. В настоящее время работает в техническом отделе одной из компьютерных фирм города. Избежал изоляции в лагере потому, что никогда не состоял ни в одной партии.
- Вы уверены, полковник, что это нужный нам человек?
- Да, товарищ первый секретарь. Будучи студентом, он очень интересовался проблемами атомной физики, даже опубликовал в этой области несколько своих научных работ. Подавал, между прочим, большие надежды, – ответил глава СИБа, на некоторое время приумолк и, раскурив свою неизменную сигару, продолжал: -  По крайней мере, он – единственный, кто у нас есть. Сами понимаете, приглашать специалиста со стороны очень рискованно, как правило, за всеми ними ведется наблюдение соответствующими спецслужбами. Пропажа одного из них обязательно повлечет за собой расследование. И почти наверняка они при современном уровне техники смогут отследить маршрут. Не мне вам объяснять, что сделает Россия или Румыния, стоит им узнать о сути проекта А. В лучшем случае – спецоперация по смене руководства и захвату устройства, в худшем – полная зачистка всего города. И все это будет сделано при полном одобрении ООН и США в частности. Мы просто не можем этого допустить.
   Первый секретарь кивнул, погладив огромного черного дога, вольготно сидящего у ног хозяина, и распорядился:
- Хорошо, полковник, действуйте. Даю вам карт-бланш в этом вопросе. Но держите меня в курсе. Кстати, - первый секретарь картинно взглянул на свой роскошный «Ролекс», - позвольте мне выразить вам свое соболезнование.
- По поводу, товарищ первый секретарь? – удивленно спросил глава СИБа.
- По поводу трагической смерти вашего друга и сослуживца, командира отряда спецназа на объекте А, - вкрадчиво проговорил первый секретарь, впившись испытывающим взглядом в главу СИБа. – Полчаса назад он скончался. Сердце не выдержало, инфаркт. Ему надо было беречь себя. Как говорится, сгорел на работе. Вы уж, пожалуйста, поберегите свое здоровье, полковник. Право же, мне было бы очень жаль сейчас, в самый разгар операции искать вам замену, вводить в курс дела нового человека. А теперь вы можете идти, полковник. И поразмыслите-ка на досуге: уж лучше генеральский чин с относительно скромным окладом, чем миллионы в банке на Багамах, ведь огромное состояние так вредит здоровью, нервишки начинают пошаливать, сердечко дает сбой, оно вам все надо?
   Глава СИБа побледнел и четким военным шагом выскочил из кабинета. Он явно недооценил противника – первый секретарь знал о его делах абсолютно все!
 
***
   Васька запер дверь, рысцой скатился по сталинской лестнице с монументальными ступеньками и, бросив ключ в почтовый ящик Андрея, с опаской выглянул из подъезда. Вроде бы все было спокойно – поблизости не было не только полицейских, но и подозрительных незнакомцев, только теплая компашка местных алкашей прямо на траве распивала очередную «полторашку» спирта, да из окон напротив терзала барабанные перепонки молдавская мелодия, которую люди, переселившиеся в город из сел, считали своим долгом всенепременно навязать всему району, врубив свои явно нехиленькие динамики на полную мощность.
   В этот момент во двор въехал потрепанный мясокомбинатовский рефрижератор, из кабины которого вышел круглолицый здоровяк с апоплексически румяным цветом лица и, смачно сплюнув на мостовую, достал сигареты. Это и был долгожданный Алекс, который обещал тайком вывести его из города, естественно, за довольно приличное вознаграждение в 1000 евро. 
- Здоров, Алекс! – с облегчением прокричал Васька, кинувшись к здоровяку.
- Да тише ты, дурень! – вполголоса осадил его здоровяк. – Зачем орать на всю улицу? Запрыгивай внутрь, там незаперто. Сейчас докурю – и двинемся в путь.
   Васька с радостью кивнул и проворно запрыгнул внутрь фургона, захлопнув за собой массивную дверь. Светя себе фонариком, протиснувшись мимо аппетитно пахнувших ящиков с колбасами, он забился в самый дальний уголок и, достав из своей объемистой сумки пуховое одеяло, с головой замотался в него.
   Рефрижератор с урчанием тронулся. Изношенные рессоры практически не работали, и машину нещадно трясло на колдобинах городской дороги, но он не обращал на это внимание, наслаждаясь ощущением долгожданной свободы. Неподъемный груз страха и отчаяния, давивший на него в последнее время, казалось, наконец, сполз с его груди. Он уже предвкушал свое спасение и точно знал, чем займется, после того, как выберется из города. К черту эту страну, неровен час, когда вся она превратится в подобие города, ощетинится жерлами пушек, ракетами, рядами колючей проволоки, и тогда уж выбраться из нее станет практически невозможно. Он уедет из нее как можно дальше. Нет, в «Штаты» он не поедет – говорят, у них там тоже паранойя, мания террористофобии, в угоду которой они давно принесли в жертву большинство своих хваленых демократических прав. Но есть Европа, он уедет в Германию или Италию и будет тихо и мирно жить, а работа по строительству всегда найдется и прокормит. И забудется весь этот ужас, как страшный сон, бесследно растворяющийся с наступлением рассвета.
   Рефрижератор вдруг остановился. «Что случилось, ведь до КПП еще порядочно?», - подумал Васька, мигом покрывшись холодным потом.
   Железная дверь с грохотом, предвещающим начало Судного дня, распахнулась.
- Эй, «заяц», а ну вылазь! – послышался окрик. – Выходи, твою мать!
   Отстраненно, словно в дурном сне, о котором он только что подумал, Васька стал пробираться на ватных, негнущихся ногах к выходу. «Это – конец», мелькнуло в голове. В открытом прямоугольнике двери он увидел здание городского комиссариата полиции и человек пять полицейских в своей, так уместной им в этом городе, зловеще черной форме, нетерпеливо поигрывающих дубинками. Рядом с ними стоял Алекс.
- Извини, парень, - равнодушно бросил здоровяк, - но у меня трое детей, а поездки за город хорошо оплачиваются. Не могу я рисковать всем из-за тебя.
- Давай, давай, шевели копытами! – последовал новый окрик.
   Чьи-то руки нетерпеливо сгребли его, рывком выдернули из фургона и с размаху швырнули наземь. И тут же со всех сторон на него обрушился град ударов. Полицейские, став в круг, чтоб не мешать друг другу, с усердием людей, выбивающих свой ковер от пыли, от души, с размаху и оттяжечкой дружно молотили его дубинками. Одна из дубинок выбила ему левый глаз прежде, чем Васька успел закрыть лицо руками, вторая одновременно перебила ему правую руку, и он провалился в спасительную темноту.
   Полицейские, войдя в раж, еще долго не могли остановиться, осыпая ударами уже мертвое, окровавленное тело Васьки. Один интеллигентного вида горожанин, случайно проходивший по улице поблизости, оцепенело застыл при виде происходящего. 
- Проходите, гражданин, неча тут смотреть! – гаркнул ему один из полицейских, сопроводив свой окрик для вящей убедительности тычком дубинкой под ребра. – Это – опасный преступник, который пытался совершить одно из самых тяжких преступлений – бежать из города, и был пойман с поличным.
- Кажись, сдох, - заметил, наконец, один из полицейских, опустив свою дубинку.
- Туда ему и дорога, контре! – отозвался старший из них и, хорошенько пнув ногой напоследок труп Васьки, приказал всем расходиться.
   Рефрижератор отъехал, полицейские так же дружно и слаженно, как только что избивали Ваську, оправились в ближайший бар промочить горло и отдохнуть от усталости. На опустевшей улице остался лишь одинокое изломанное тело.
 
***
   Андрей жутко не любил походы на базар. Во-первых, городской базар был уникален тем, что, в отличие от всех других базаров страны, работал только до 15.00, а значит, каждый раз приходилось юлить и лебезить перед начальством, чтоб оно на полдня отпустило с работы. Каждый раз, проделывая эту очень неприятную и унизительную процедуру, Андрей искренне удивлялся про себя, неужели в городе столько бездельников и безработных, чтобы заполонить ими всю территорию площадью в несколько квадратных километров в рабочее время. И, тем не менее, во сколько бы он не посетил городской базар, он был битком забит народом, и это было самое неприятное и пресловутое «во-вторых». Андрей жутко не любил этот неустанно гомонящий, полускучающе – полужующий муравейник. При каждом посещении базара у него начинала болеть голова, и к концу он явственно чувствовал одолевающее его удушье, поэтому он старался как можно скорее сбежать отсюда.
- Пирожки, граждане, пирожки! Покупайте горячие пирожки! – назойливо влезал в одно ухо высокий бабий визг.
- Ioane, Ioane,
Toată lumea doarme,
Numai eu nu pot să dorm, - так же настойчиво пытал голос из репродуктора с другой стороны.
- Осторожно! Посторонитесь, граждане! Дорогу! – орал сзади какой-то человек, толкающий очередную тележку с товаром.
   Андрею хотелось зажать руками уши, чтоб избавиться, наконец, от этого шума, но сделать этого при всем желании было невозможно – толпа непрестанно пихала Андрея со всех четырех сторон, швыряя его в разные стороны, словно мячик пинг-понга.
   Андрей простодушно удивлялся изобилию товаров городского базара даже после самоизоляции города, не ведая того, что за прилавками стояли лишь мелкие торговцы, перекупающие товар у крупных оптовиков, этаких базарных акул, все, как один, являющихся коммунистами и имеющих постоянное разрешение на выезд из города. По большому счету, в условиях практически полного развала промышленности, базар стал самым значительным источником финансового благосостояния города, с  него кормились все, начиная от примарии и заканчивая, естественно, партией. И потому он, будто раковая опухоль, неустанно рос и ширился, поглощая все новые и новые близлежащие территории. Не случайно директор городского рынка был, пожалуй, единственным человеком в городе, которому коммунисты простили его пребывание депутатом от других партий до их прихода к власти, а теперь он был советником примарии уже от самих коммунистов.
   В состоянии грогги Андрею, наконец, удалось освободиться от цепких объятий толпы. Он шатающейся походкой, сгибаясь под непомерной тяжестью безразмерных доверху набитых авосек, медленно пополз в сторону автобусной остановки. Впереди оставалось последнее испытание – балансирование с авоськами в вечно переполненном автобусе до своей улицы. И, тем не менее, главное – позади, очередной поход на базар закончился.
 
 ***
   Глава СИБа тихо подкатил на своем черном «мерсе» к роскошному трехэтажному особняку, в котором он жил. Он не стал распахивать ворота, а лишь аккуратно и точно припарковал машину на проезжей части. Привычным движением достал свой пистолет и навернул на него глушитель.
    Странно, но он сейчас не испытывал никаких эмоций, ледяное бесстрастие и пустота охватили его душу. Еще у первого секретаря он прекрасно понял, откуда этот кабинетный кровосос знает о нем все. Прослушки быть не могло – он каждый день лично проверял помещения на наличие жучков, да и понапичкал свой дом различными глушилками. Жена. Только она одна могла быть в курсе всего происходящего. Он совершил непростительную ошибку, не тая от нее секретов. И то, что жена была на четверть века младше него, что он потерял голову от нее, его вовсе не извиняет. Полковник не питал иллюзий относительно собственной участи: как только закончится операция, его уберут, такого не прощают. Не быть ему теперь ни генералом, ни богачом, прожигающим жизнь где-нибудь в райском уголке. Вот все-таки одно любопытно: каким образом они уберут его – взорвут ли с машиной или в ней просто откажут тормоза, застрелит ли на улице первый попавшийся прохожий или отравят каким-нибудь ядом. А может, просто в один прекрасный день шандарахнут по темечку и инсценируют самоубийство? Полковник криво усмехнулся и подумал, что в свои пятьдесят с гаком он до сих пор по-юношески любопытен. Однако, ему пора.
   Глава СИБа вылез из «мерса», не забыв запереть за собой дверь – местные воры ведь не посмотрят, чья это машина, угонят или сопрут что-нибудь из салона – и ищи-свищи потом. Набрав комбинацию цифр на кодовом замке калитки, он прошел во двор с лужайками, бережно украшенный роскошными цветами, для которых он не жалел денег, выписывая их из-за границы. За последнее десятилетие он вообще привык к роскоши, грустно констатировал полковник, наверное, это его и погубило. Ну, на кой ему, к примеру, эта пошленькая, варварски пышная копия Венеры, расположившаяся у фонтана?
   Он открыл входную дверь и медленно стал подниматься по мраморной лестнице на третий этаж. Жена, конечно, именно там, как обычно, вертится перед зеркалами, примеряя очередные заграничные наряды, делает макияж, или нежится в ванной. Полковник с тоской подумал, что за все эти четыре года он не ел домашней пищи – все какую-то изысканную муть из ресторанов. Жена ненавидела кухню, утверждая, что испарения при приготовлении пищи вредны для ее кожи. «Как – будто она собирается жить вечно», – горько усмехнулся полковник.
   Он почти не ошибся – жена действительно находилась в роскошной спальне, обставленной в екатерининском стиле, сидя в монументальной кровати перед ноутбуком, разглядывая по интернету последние образцы парижской моды. Полковник всегда поражался, как это ее длинные, безупречно ухоженные ноготки не мешают ей с восхитительной быстротой летать по клавишам. Она подняла свою русую изящную головку от экрана и ослепительно улыбнулась, отлично зная, какой эффект производит ее улыбка на полковника.
- Дорогой, ты уже вернулся? – проворковала она, очаровательно грассируя. – Ты сегодня рано.
   Глава СИБа привычным отработанным движением выхватил свой пистолет и, молниеносно прицелившись в ее грациозный лобик, уверенно и твердо нажал на спуск.
 
День третий
   Андрею снилось, будто он уже много дней брел по безлюдной пустыне, освещенной вечно находящимся в зените кроваво-красным беспощадным солнцем. Одежда его превратилась в жалкие лохмотья, тело было изъедено болезненными язвами от укусов гнуса и палящего солнца. И когда уже кончились последние жалкие остатки сил и Андрей хотел уже свалиться на пышущий жаром песок, солнце вдруг приблизилось к нему и превратилось в смеющуюся рожицу.
- Ты – Бог? – спросил Андрей пересохшими измученными губами.
   Рожица расхохоталась и высунула длинный язык.
- Да, после того, как вы убили Бога, я есмь Бог, - довольно прогнусавила она. – Мы столько тысячелетий с ним боролись, но я победил благодаря вам.
- Так ты – Дьявол? – поинтересовался Андрей.
   Рожица рассердилась, выстрелив в Андрея ослепительным протуберанцем, и злобно зашипела, давясь от гнева словами:
- Ученый ты больно, а потому жалок и бесполезен. Я – твой хозяин, твой вождь и учитель, только благодаря мне ты еще не умер. Я заставлю тебя служить мне или изничтожу, сотру в порошок. Ты поклонишься мне, потому что ничто теперь не в силах устоять передо мной. Смотри.
   Рожица вдруг икнула и преобразилась в огненный телевизор, на котором причудливыми языками пламени мелькали до боли знакомые кадры. Вот с дикими гортанными воплями стремительно мчится конница Чингисхана, следом за ней марширует знаменитый факел цуг, неся знамена со свастикой. Вот человек с короткими усиками экзальтированно лает свою речь и тут же он отплясывает в обнимку с грузином во френче. Вот их встречает радостными объятьями картавый коротышка в кепчонке. А вот и преклонивший перед ними колено Воронов, которого они злословляют, окропив кровью из потира, сделанного из человеческого черепа. И все это под торжественный бой барабанов, становящийся все громче и громче, разрывающий барабанные перепонки…
   Андрей проснулся – звуки барабанного боя оказались оглушительным грохотом в дверь. На часах – полвторого ночи.
- Открывайте, гражданин Кислярский, - настойчиво требовал голос из-за двери. – Открывайте, мы знаем, что вы дома. Не дурите, с пятого этажа бежать некуда.
«Ну вот, сон оказался в руку, теперь мой черед», - со странным спокойствием подумал Андрей и поплелся открывать дверь. Едва он повернул ключ, дверь резко рванули на себя и он вылетел в коридор, где его тут же сграбастали под руки и поволокли в комнату.
- Вы арестованы, гражданин Кислярский, - как-то буднично объявил пожилой и полный офицер с погонами майора.
- В чем меня обвиняют? – поинтересовался Андрей.
- Всему свое время, гражданин Кислярский, - укоризненно покачал головой майор. – Придет время – узнаете. А пока – лучше сядьте-ка на кровать и не мешайте нашим людям проводить обыск. И давайте лучше сэкономим нервы друг другу и обойдемся без истерик. Мы ведь с вами – не семейная парочка, чтоб устраивать сцены, не так ли? – он усмехнулся и подмигнул Андрею.
   Андрей пожал плечами и присел на свой диван. Обыск маленькой комнатушки не занял много времени у людей, явно не испытывающих недостатка в подобной практике. Андрея снова схватили под руки, полубегом сволокли вниз по лестнице и запихнули в стоящий наготове «воронок», резво рванувшийся с места.
 
***
   Совершенно нагой Андрей сидел на привинченном к полу массивном табурете и одной рукой пытался заслониться от нестерпимо бьющего в глаза света лампы, направленной ему в лицо, а второй прикрывал свои гениталии. Его допрашивал тот же майор, который и арестовывал.
- В чем меня обвиняют? Почему у меня отобрали всю одежду? – голос Андрея дрожал от обиды и унижения.
- Э, батенька, мы ведь с вами договорились не устраивать сцены, не так ли? – приторный голос майора источал добродушие. Он с гордостью пояснил: – А отбирать одежду у подследственных перед допросом – мое изобретение. Человек без одежды особенно остро чувствует свою беззащитность, он, аки младенец. Он слишком унижен, подавлен и растоптан, чтобы изворачиваться и говорить неправду. Простая психология, гражданин Кислярский, - при этих словах майор назидательно поднял палец вверх и продолжил, -  простая психология. И зачем, скажите, загонять человеку иголки под ногти или ломать ему кости, когда он и так все расскажет? Как видите, я ничего от вас не скрываю и надеюсь на взаимность.
- Почему меня арестовали? – повторил свой вопрос Андрей.
   Майор вновь проигнорировал вопрос Андрея, поднялся из-за стола, снял свои очки и тщательно стал протирать стекла специальной тряпочкой. Наконец закончив и насладившись видом идеально чистых стекол в свете настольной лампы, майор вернулся за стол и неторопливо придвинул к себе чистый бланк.
- Как видите, я несколько старомоден, - пожаловался он, показывая Андрею чернильную ручку. – Но мы несколько отвлеклись, приступим. Ваши фамилия, имя, отчество?
- Кислярский Андрей Владимирович, вы же прекрасно это знаете.
- Знаю, но ведь порядок есть порядок, - извиняющимся тоном произнес майор и продолжал: - Ваш возраст? Образование? Место работы? Семейное положение?
   Вопросы сыпались один за другим. Андрей послушно отвечал на них, а следователь четким каллиграфическим почерком аккуратно заполнял свой бланк своей чернильной ручкой. Наконец майор отложил свою ручку в сторону, давая понять, что официальный допрос окончен.
- А теперь, Андрей Владимирович, давайте начистоту, - уже без обычной своей приторности заговорил он, давая понять, что условности кончились. Вы спрашивали, в чем вас обвиняют? А знаете, сколько у нас нераскрытых дел? Выбирайте любое, что вам больше по душе, сядете крепко и надолго, а в тюрьме не сахар, уверяю вас.
- Раз вы об этом заговорили, значит, есть какая-то альтернатива? – сообразил Андрей.
- Да, иначе этого разговора бы не было, - кивнул следователь и похвалил: - А вы умны и наблюдательны, Андрей Владимирович, даже пребывая в вашем нынешнем нагом состоянии. Что же, тем лучше. Раз вы готовы к диалогу, я покидаю вас, а вы будете говорить с другим человеком, который все вам объяснит.
   Майор снял трубку внутреннего телефона и, коротко доложив о том, что клиент готов к беседе, поспешил удалиться. Вошедший мужчина, иронически посмотрев на Андрея, разрешил ему одеться.
- Я возглавляю городскую Службу информации и безопасности, слышали о такой? – начал он, пристально вглядываясь в Андрея и кивнул: - Да, именно таким я вас себе и представлял. Можете для удобства называть меня товарищем полковником.
- Товарищем? Значит, я не арестован? – спросил Андрей.
- О, в этом, я надеюсь, к нашему общему благу, не будет нужды. – рассмеялся глава СИБа, раскуривая свою сигару. – Скажем так, вас будут охранять для вашей же безопасности.
- Я так важен? Но для чего?
   Полковник встал из-за стола и, обогнув сидящего Андрея, оказался у него за спиной.
- Знаете ли вы, что происходит, Андрей Владимирович? – заговорил он, попыхивая сигарой. – Знаете ли вы, что мы чудом добились своей независимости год назад только потому, что наш нынешний президент – тряпка, ничтожество, боящееся собственной тени? Но если загнать в угол крысу, она становится опасной и способной к решительным агрессивным действиям. Мировую общественность, правительства и самое главное – международные банковские структуры не устраивает нынешняя позиция нашего президента. И совсем скоро он обязан будет отреагировать, чтобы ему не перекрыли иностранные кредиты. Через полтора месяца – международный саммит в Таллине, ему необходимо успеть до этого саммита. Не приходится сомневаться в том, что это будет широкомасштабная военная операция по зачистке города. Тысячи, десятки тысяч горожан погибнут.
- Ну, а я – то здесь причем? – удивился Андрей.
   Полковник вернулся к столу и, впившись взглядом в Андрея, продолжал:
- Да, такое вполне может случиться, если нам нечего будет противопоставить правительству. Нам нужен козырь, туз в рукаве. И такой козырь почти готов. Почти. В общем, городу нужна атомная бомба. У нас она уже есть благодаря помощи китайских товарищей. Правда, устройство в разобранном виде. Вы должны будете собрать эту бомбу. И – собрать в кратчайшие сроки. Все необходимое для работы уже подготовлено.
   Глава СИБа приумолк, давая время ошарашенному Андрею придти в себя, затушил сигару и, налив стакан воды, участливо протянул его Кислярскому:
- Вот, возьмите, хлебните, успокойтесь. Бомба нам нужна исключительно в мирных целях, нужна как аргумент для того, чтобы избежать кровопролития. Вы будете делать благое дело, не сомневайтесь. Вы, конечно, понимаете, что после того, что вы узнали, у вас нет выбора? Если вы откажетесь – нам просто придется ликвидировать вас для того, чтобы избежать утечки информации. Вы согласны выполнить для города эту работу, Андрей Владимирович?
- Да, - после минутной заминки прошептал мертвенно бледный Андрей.
 
Эпилог. День тридцатый
   «Настоящим докладываю, что за период месячника Павлика Морозова в компетентные органы города поступило 25327 сигналов о политической неблагонадежности. В результате сигналов 23644 политически неблагонадежных элемента удалось изолировать в лагере для политически неблагонадежных лиц, в том числе из них – 625 членов партии. 1234 политически неблагонадежных элемента оказали активное сопротивление при задержании или были убиты при попытке к бегству. 449 политически неблагонадежным элементам удалось скрыться и бежать из города, что говорит о ненадлежащей охране периметра города…».
                                              Из рапорта комиссара полиции города

 
***
   Андрей вот уже больше трех недель безвылазно находился в бункере, работая над сборкой изделия. Он уже изрядно стосковался по пусть даже свинцово серому цвету, казалось, заляпанного городской грязью в это время года неба. Ему опротивела царящая здесь всюду стерильная чистота – ему хотелось выскочить в эту так ненавидимую им раньше родную и милую грязь, пробежать по рытвинам и ухабам, заполненным хлипким месивом, разбрызгивая брызги в разные стороны. Он уж и не мечтал увидеть яркое приветливое солнышко, чтоб при его ласковом тепле зарыться в нежную зеленую траву, обнять ее, раскинув руки в стороны, словно обнимая весь этот прекрасный мир…
   Увы, он прекрасно понимал, что этим мечтам уже никогда не суждено сбыться. Он знал, что обязан совершить, знал уже в ту минуту, когда дрожащими губами прошептал согласие на сотрудничество. Когда полковник так ясно и откровенно описал ему цели изготовления изделия, он вдруг живо представил перед глазами картину развивающихся всюду зловеще кровавых знамен и многометровых портретов бонз сначала по стране, а потом и по всему миру. Ему предвиделось, что эта мерзкая и гадкая анаконда колючей проволоки сначала свернется кольцами по всем городам, перегородит полсвета, надежно отгородив своих жертв от остальной счастливой половины человечества, намертво удушая их своими стальными мышцами. Ему мерещились перекошенные свирепой бурлящей ненавистью ко всему выбивающемуся из общего ряда, а значит – ко всему живому, и от этого потерявшие всякий человеческий облик оскалы ртов. Миллионы, миллиарды этих, нет, даже не звериных, а буйнопомешанных оскалов, орущие осанну вождям и изрыгающие проклятия в адрес врагов – носителей той остальной счастливой половины человечества. Ему слышался гремящий топот миллионов сапог, бряцающих оружием под лязг гусениц и свист бомб, несущихся с самолетов…
   Нет, он не должен допустить, чтобы этот смертоносный вирус всеобщего умопомешательства расползся по миру! Пока еще не поздно, во имя всего святого, во имя всего, что было ему близко и дорого, он непременно должен остановить это безумие, уничтожив его в зародыше. Да, ему придется взять на себя миссию хирурга, удаляющего раковую опухоль или ампутирующего зараженную гангреной конечность для того, чтобы выжил сам пациент. Лучше пусть исчезнет этот охваченный безумием город, чем вирус охватит мир. Да, погибнут и те, кто еще не заразился этой красной чумой, в том числе – и он сам, но этих жертв будет несоизмеримо меньше, чем, если эта гидра распрямит свои головы и будет изрыгать свое пламя по всему свету.
   И вот – день настал, изделие, наконец, готово. Андрей решительным шагом прошел в лабораторию к изделию. Вот оно, казалось, такое мирное и спящее, с матовым отблеском металла. Осталось лишь замкнуть провода – и ослепительный и очищающий огненный вихрь пронесется по городу, выжигая этот вирус безумия. Навеки. Навсегда.
   Андрей перекрестился, набрал в грудь воздуха и, инстинктивно закрыв глаза, резко соединил провода.

Новые комментарии

Медиа

Последние публикации